Читаем От Данте к Альберти полностью

Только в XV в. портрет становится автономным жанром. В средневековом портрете сходство с оригиналом не имело значения — важными считались, в силу трансцендентального характера живописи этих столетий, его общечеловеческие черты; герой представал мистически преображенным. Теперь художник стремится к передаче индивидуальных черт образа, раскрытию сложного мира чувств и эмоций. Изображение конкретного индивида рассчитано на то, что его может — и должен — узнать зритель. Но достижение сходства не единственная и, пожалуй, не главная цель, стоящая перед художником. Портрет становится'«средством самопознания… и именно с этого момента самооценки, самопознания начинается процесс физического и одновременно духовного самоусовершенствования героя»{130}.

И еще один важный аспект ренессансного портрета: требование, предъявляемое эпохой к каждому художнику, — «умение видеть» (Леонардо да Винчи) — сочеталось с героизацией человека. Поэтому портретная живопись имела как бы два плана, сливавшихся воедино: изображая конкретного человека, художник одновременно передавал свое представление о ренессансном человеке как таковом, его страстях и заблуждениях, но прежде всего — о его мужестве и героизме. Каждый портрет, живописный или скульптурный (как и любое другое произведение искусства), — нечто большее, чем оригинал, в нем проступает гуманистическое начало.

Новое и важное значение приобретает жест. Повторявшиеся в иконе одни и те же традиционные жесты, имевшие определенное символическое значение, понемногу, начиная с Джотто, заменяются жестикуляцией, обладающей психологической значимостью, передающей душевное состояние персонажей и их взаимоотношения. Кроме того, жесты и позы нередко имели своей целью придать телу пластичность.

Фон, который на иконах был золотым, сменился находящимся в глубине картины или фрески архитектурным планом или стилизованным пейзажем: художники изображали холмы Умбрии или Тосканы, суровые скалы, купы деревьев или тростник, растущий по берегам Арно. Но этот пейзаж еще не имел самодовлеющего значения и служил лишь обрамлением для образа человека или сцен, развертывавшихся на его фоне.

Интерьер — внутреннее убранство комнат, пышные одежды богатого итальянца того времени, в которые были облачены евангельские персонажи, различные вещные детали — все это объясняется пристальным интересом живописцев к тому красочному миру, который открылся глазам людей Возрождения, но отнюдь не затемняет главного в картине.

Вместе с тем многие сюжеты и детали аллегоричны. Эти иносказания окончательно сложились во второй половине XV в. в связи с расцветом гуманистического неоплатонизма. Сюжеты, почерпнутые в античной мифологии, подчас приобретают особый смысл{131}, с определенными образами связано прославление красоты, высоких этических ценностей. Например, на дворцовых фресках или картинах, украшавших палаццо, Афина Паллада служила символом мудрости и искусств; Аполлон — музыки, поэзии, интеллекта; царство Венеры означало могущество, которым обладает природа, торжество самой жизни и т. п. Современным ученым трудно, а подчас невозможно раскрыть смысл большинства аллегорий. Но не вызывает сомнения, что содержание, вкладываемое в них, обусловливалось теми гуманистическими идеями, которые были присущи художнику (как, впрочем, и заказчику).

Таким образом, аллегоризм искусства Возрождения коренным образом отличался от аллегоризма средневекового искусства.

В дальнейшем Высокое Возрождение синтезировало находки предшествовавшего периода и вместе с тем явилось качественно новым этапом в истории искусства,

* * *

В средние века люди свободных профессий — преподаватели школ и университетов, нотариусы, врачи, аптекари, художники и др. — являлись членами корпораций, объединявших людей данной профессии (которую они, как правило, наследовали от своих отцов), строго регламентировавших не только их деятельность, но и другие стороны жизни. Каждая корпорация предписывала своим членам определенный стереотип поведения в обществе и, в известных рамках, даже систему взглядов.

Рождение гуманизма означало появление сравнительно широкой группы людей, которые были творцами новой культуры. Эти люди происходили из разных социальных кругов; среди них были сыновья богатых купцов, знатных людей, нотариусов, аптекарей и пр. Некоторые гуманисты заняли высокое положение в обществе благодаря своим личным качествам и прославленной учености. Впрочем, во Флоренции, по подсчетам современных ученых, из 45 самых известных гуманистов XV в. 39 были выходцами из богатых семейств. Гуманисты не принадлежали к какой-либо корпорации; они различались по своим занятиям: среди них были руководители школ, профессора университетов, переписчики книг, богословы и секретари папской курии, канцлеры республики и пр. Симптоматично, что связь ученых с церковью постепенно слабела, и в начале XVI в. уже половину итальянских ученых (более ста человек) со ста в л ял их миряне, жившие на доходы от профессиональной деятельности или от своего имущества.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза