От дороги и направо

  Тогда я договорился с Кузей и Зайцевым, что они в  Петергофе, куда забредают романтичные неиспорченные девчушки поглазеть на прелести архитектуры и фонтаны, сыграют шпану мелкую, привяжутся к симпатичной, не старше двадцати пяти лет кукле, а я её от них спасу и познакомлюсь на законном основании. Даже домой провожу, чтобы такая же шваль её снова по пути не осквернила лапанием за грудь и за задницу. Пошли мы в Петергоф, слонялись там часа три  пока не попалась красивая одинокая девушка с каштановым курчавым распущенным волосом, с ридикюлем в руке и загадкой в глазах. Мужики пошли к ней приставать, а я изготовился в сторонке для внезапной смелой помощи. Когда Зайцев стал стягивать с неё сумочку, а Кузьма нахально обхватил  девку из-за спины за плечи и уложил свои грабли точно на её выдающуюся грудь, она заверещала что-то наподобие «ой, мамочка моя!», я орлом выпорхнул почти с небес и с ходу двинул Зайцева в дыхалку, а Кузю схватил за руку, оторвал его от девчонки, развернул и со всего маху воткнул  мордой в ближайшее дерево. Оба свалились как обезглавленные командирской саблей, а девушка кинулась мне на шею, тряслась и бормотала что-то невнятное вперемежку со словами: «Я так Вам благодарна!».

  Пока она висела на шее, я сказал, что нужно валить по-рыхлому, а то сейчас набегут мусора и повяжут без разбора всех. Она ничего не поняла, но схватила меня за руку и прошептала, что теперь боится идти одна, и что  было бы хорошо, если бы я проводил её домой.

Что в это время пела моя душа – не передать. В ней играли духовые оркестры самые бравурные марши, а многоголосый, похожий на церковный, хор исполнял что-то совершенно ангельское. Я довел её до дома, который был всего квартала за три от Петергофа, поддерживая её нежно за талию. При этом я нес какую-то хрень про наглую шпану на улицах, намекал, что лучше ей по городу ходить со мной. Причем не просто ходить, а беседовать на культурные темы, есть мороженое и посещать Мариинский театр временами, а в промежутках заглядывать в кинотеатры и библиотеки. Перед домом мы познакомились. Звали её Светлана Юсупова. Она была из рода графа Юсупова, работала шлифовщицей оптики на заводе «ЛОМО» и заочно училась на философском факультете ЛГУ. Папа у неё был начальником треста «Ленспецстрой», а мама преподавала математику в политехническом институте. Я сказал, что зовусь Анатолием, отслужил в Советской армии и работаю  сейчас на земснаряде. Добываю чистый речной песок для изготовления бетона высшего качества, из которого строят мосты и речные дебаркадеры, а также дамбы.

Мы друг другу понравились и договорились встретиться завтра же в восемь вечера возле её дома. Пойдем поужинать в ресторан, а потом погуляем и поболтаем о жизни.

– С вами мне ничего не страшно, – пропела она, уходя. – Мне с Вами спокойно и интересно.

И скрылась в сумерках парадной. От радости я пнул как мяч тротуарный поребрик, подпрыгнул и побежал домой с такой скоростью, что и сам изумился. Раньше я так быстро не бегал.

Утром на работе Зайцев со мной даже не поздоровался, а Кузя, украшенный синяком на всей левой половине лица, объяснил мне, почему я являюсь идиотом и добавил, что такой запущенный идиотизм вообще не лечится. Но зато мы с ним не поругались. Он не обиделся, а просто удивился тому, что уж больно крепко я его приложил. Сошлись на том, что я ставлю ему пузырь армянского в четыре звезды.

-Где ты только его достанешь? – съехидничал Кузьма.

– Не жухай, чернявая! – отшутился я по блатному. – Сказал «ставлю», значит будет.

Ну и пошло сумбурное время внезапной и случайной любви. Я и не понимал, даже не догадывался, что любовь, она как раз вот такая. Потому, что раньше ведь не любил. Опыта не имел. Но морочили мы со Светой друг другу мозги и сердца целый год. Спорили, ругались, ревновали, не верили, сомневались, пылали страстью, горели желанием и верили в чистоту обоюдных помыслов.

И всё это помещалось в одну упаковку. В  итоге мы всё же поругались вусмерть на почве моей неприязни к графьям,  князьям и прочему высокомерному  народцу, презирающему простых людей вроде меня.

– С тебя такой же простой, как с меня жар-птица. Ты спишь и видишь только одно: как бы породниться с людьми графского сословия. Я давно тебя раскусила. Поэтому – прощай. Нашему роду холопы не требуются.

Она крутнулась на каблучках и быстренько удалилась, смешалась с массой, текущей туда и оттуда по тротуару, и пропала навсегда.

Долго я болел душой. Переживал. Страдал даже. Водку пил прямо возле земснаряда. Матерился. Называл её сукой голубых кровей, а в расцвете мук и разочарования в любви потерял где-то лопату свою. Единственную мою ценность. Источник законной зарплаты и высоких показателей в труде.