От Дуная до Лены

— Видишь, это все началось пятнадцать лет тому назад, вскоре после войны. Сибирским рекам позарез нужны были суда. Строительство разворачивалось в Сибири огромное, да и хлеб возить надо было. А верфей своих там не было. Чтоб построить верфи на всех сибирских реках сразу, нужны огромные капиталовложения. Люди нужны. И время, много времени. Как же быть? Можно перевозить готовые суда. Целиком, конечно, не перевезешь, но можно перевозить в разобранном виде. Разборка уже построенного судна обходится тридцать процентов его стоимости, сборка на месте — еще сорок. И для этого опять-таки нужны верфи, время, специалисты. В общем все эти и еще многие другие соображения мы изложили в специальной «Справке об эффективности перевода судов арктическими морями»; мы предложили перегонять речные суда в реки Сибири арктическими морями. Многие специалисты сомневались тогда в возможности такого перегона, многие были против. По правде сказать, дело это было нелегкое. Да и рискованное к тому же. Но мы провели суда — раз провели, два, три — и доказали, что это возможно. Возможно и экономически выгодно. И «мероприятие», как у нас тут говорят, «превратилось в предприятие». Возникла постоянная экспедиция, которая перегнала уже больше трех тысяч речных судов, из них половину северными морями, Северным морским путем…

Задребезжал телефон. Начальника экспедиции вызывал Измаил. Наянов стал ругать кого-то там в Измаиле и при этом так и сыпал звучными названиями судов и всяких придунайских мест: Галац, Катаракты, Комарно, Вена, Рени, «Галицы», «Оханск»… В тесном кабинете на задворках московского Зарядья повеяло речными ветрами и запахами цветущих берегов Дуная.

— А как это гонят с Дуная? — спросил я, когда Наянов тяжело хлопнул трубкой и, отдышавшись после грозного разноса, вроде бы отошел немного.

— На Дунай хочется? — улыбнулся Наянов. — С Дуная мы много судов гоним. Суда, построенные по советским заказам в Чехословакии, Венгрии, Румынии. Гоним их через Черное и Азовское моря в Дон и Волгу. А то и дальше, к северу. Вон смотри на карту.

Карта у Наянова в кабинете особенная: реки на ней не робкие синие жилки и ниточки, а четкие, деловитые серые дороги, не стесненные никаким масштабом, точно главное на земле именно реки.

— Вот смотри. Из Дуная в Черное, оттуда в Азовское, потом Дон, Волга, Шексна, Белое озеро, Ковжа, Вытегра, Онежское озеро, Беломорско-Балтийский канал, потом морем кусочек — и Архангельск. Сюда подойдут остальные суда каравана — ленинградский отряд, там суда из ГДР, Финляндии — и тогда уж вместе на восток: через льды, мимо Диксона, полуострова Таймыр… Ясно?

Я уже дотянулся пальцем до самого верха карты, но взгляд мой все еще блуждал среди красивых северных названий: Вытегра, Повенец, Надвоицы, Беломорск, Диксон… Неужели я увижу все эти места, все за одно путешествие?

— Поплаваешь, поплаваешь, — сказал Наянов, словно прочитав мои мысли. — Так вот от самого Дуная и пройдешь все. Матросом тебя возьмем. Обучишься. Парень ты молодой, грамотный…

Когда мы с другом поднялись к себе на девятый этаж, ребята наши еще только возвращались с обеда. Так меньше чем за час попал я со своего девятого этажа на седьмое небо и окончательно уверовал во всякие чудеса.

Надо добавить, что впоследствии, еще до выхода в плавание, мне привелось прочесть и услышать кое-что об экспедиции, в которой должен был плавать матросом. Я узнал, что морская проводка позволяет регулярно снабжать реки Центральной России, Севера, а главное — Сибири новейшими речными судами советской и зарубежной постройки, позволяет доставлять их к местам приписки, а зачастую и вводить в эксплуатацию в ту же навигацию. В позапрошлогоднем номере журнала «Знамя» я наткнулся на записки капитана Наянова, в которых он рассказывал о первом послевоенном перегоне, когда суда шли старые и когда две баржи разломало пополам в Баренцевом море, у Русского Заворота. Читая, я представил себе, как этот огромный, грузный, уже немолодой человек прыгал с баржи на баржу, ложился у борта, обхватив чугунную кнехту ногами, и вытаскивал из ледяной воды парней с потонувшей баржи, как он потом «купался» в этой ледяной воде и как самого его поднимали на ремнях лебедкой. Вот тут-то я понял, что плавание сулит перегонщикам приключения не только увлекательные, но и рискованные, несмотря на то что многое претерпело изменения со времен первого перегона — и суда, и навигационная техника, и опыт судоводителей. Уже тогда по-новому зазвучала для меня тысячу раз слышанная пословица: «Кто в море не бывал, тот и горя не видал». Впрочем, по-настоящему я это осознал только позднее, в Баренцевом море.