От Дуная до Лены

— Болгары сюда переселялись после войны с Турцией, в восьмидесятых годах XVIII века и перед Отечественной войной 1812 года. Русское правительство им отвело земли в Кагульском и Аккерманском уездах. Теперь они живут здесь, в Арцызском, а также в Килийском районах. Обратите внимание на их одежду, сюда даже из Болгарии иногда приезжают этнографы изучать древние песни, обычаи. Они тут хорошо сохранились…

— Вот эта девушка у окна в этаком кожушке — молдаванка, — продолжал учитель. — А в селе, которое мы сейчас проезжаем, — албанский колхоз и живут албанцы. У нас все есть на Дунае.

В автобусе, как часто бывает на юге, поднялся общий разговор. Сперва смеялись над каким-то парнем, который не мог втащить мешок в заднюю дверь, потом кто-то подхватил наш с учителем разговор, и теперь меня стали просвещать хором.

— Зачем забыл гагаузов? — спрашивал румяный, точно девушка, молодой парень.

Напрасно пытался я выяснить, что за народ гагаузы, как живут, откуда пришли. Учитель знал только, что они напоминают турок, а румяный парень сказал:

— Чего думать, поехали в наше село, посмотришь, к отцу моему пойдем, рыбой угостим, переночуешь. Поехали?

Слева заблестело огромное озеро.

— Ялпух, — сказал учитель. — Дунайский лиман, или озеро. Тут огромная балка, ее заливает водой, и получается озеро. Вон там, за озером, есть курган. Рассказывают, что на этом кургане была ставка персидского царя Дария I Гистаспа и что здесь он принимал послов скифского вождя, который потребовал, чтоб Дарий убирался прочь из придунайских степей. Эх, когда вспомнишь, как давно это было — две с половиной тысячи лет назад, — так совсем себя старым не чувствуешь.

В автобусе засмеялись. В Кирничном, большом селе, застроенном красивыми кирпичными и саманными домами, учитель вышел, а румяный парень, которого звали Марин, подсел ко мне и стал соблазнять поездкой в Виноградовку.

— Вот посмотришь, что за люди такие гагаузы, а то, может, нигде больше не встретишь гагаузов, — повторял он свой главный аргумент.

Я решил, что и впрямь неплохо будет погостить денек у рыбаков, и мы вместе с Марином пересели в Болграде на новый автобус, идущий в Виноградовку.

Виноградовка оказалась живописным южным селом, каких немало на Украине и в Молдавии. Автобус высадил нас на площади перед чайной, и, миновав несколько домиков, скрытых за живыми изгородями, мы вошли во двор к отцу моего спутника Георгию Александровичу Ботнару. В большом помещении, похожем не то на склад, не то на прихожую, сидели за столом два старика и миловидная городская девушка в светлой штормовке.

— У меня тут гости, — сказал хозяин. — Это вот Жанна из Киева, научная девушка, а это дядя Ерема из Вилкова, тоже по науке.

— Ковалев Еремей Ефимович, — несколько церемонно представился мне гость. — А вы, значит, из Москвы. Из самой Москвы?

Так я впервые услышал эту неизменную формулировку: «Из самой Москвы». Это значило, что Москва далеко, что москвичи тут бывают редко и что все, кто едет с севера, из России, обычно тоже считают себя почти москвичами.

Оказалось, что дядя Крема и Жанна Кулик здесь в командировке от вилковской экспериментальной базы Института гидробиологии. Жанна — «по науке», а старик Георгий Ботнар и дядя Ерема помогают ей. Я хотел расспросить Жанну поподробнее, чем они тут занимаются, но хозяин наш сказал, что про науку мы будем говорить утром, а пока надо пить сухое вино, которого у него целая бочка, есть жареную рыбу и беседовать о Москве, о селе, о детях, да и мало ли еще о чем нужно переговорить за столом с заезжим человеком. Мало-помалу помещение наполнилось людьми; подошел кто-то из соседей, снова пришел Марин, на этот раз с женой; в уголке возилась тихая, как мышка, веснушчатая Наташка, внучка старого Ботнара.

Дядя Ерема разошелся вовсю и стал петь старинные песни, в которых была тоска по воле, призыв к освобождению, жалобы на турецких угнетателей. И старик Ботнар, так похожий на турка, слушал, подперев рукой щеку и пригорюнившись:

Гей, вы, хлопци-запорожци,
Сыны вильной Украины,
Чем нейдете вызволяти
Нас с тяжкой неволи.
Де ж вы, хлопци-запорожци…

Впрочем, уже позднее я выяснил, что православные гагаузы тоже немало настрадались от турецкого ига и бежали от него в Россию в первой половине XIX века: часть ушла в Бессарабию, а часть — еще дальше, в Приазовье. Что же касается происхождения гагаузов, то здесь мнения ученых расходятся. Одни считают их потомками тюркских племен огузов, половцев, переселившихся из северного Причерноморья в восточную Болгарию и там принявших православие, другие считают, что это просто болгары, насильственно отуреченные во времена турецкого господства, сохранившие, однако, общие с остальными болгарами религию, быт, обычаи…

Чем темнее становилось на дворе, тем веселее делался дядя Ерема, тем грозней и отважней были его песни про запорожское войско и русских черных гусар: