Не приходилось сомневаться в авторитете московского мэра и у соотечественников за рубежом. Правда, прогнозировалось, что руководство стран СНГ и Балтии, за исключением, пожалуй, Белоруссии и Грузии, будет оказывать моральную поддержку В. Черномырдину, а вот Украина — не только моральную. Запад пока старался не замечать в мэре Москвы кандидата в президенты России, предпочитая обсуждать статус кво (Черномырдин) или «пожарный вариант» (Лебедь). Пока Запад не обоснует свой выбор между Черномырдиным и Лужковым, он будет воздерживаться от окончательных оценок.
На основании этих и других аргументов политологи, близкие к правительству Москвы, рекомендовали начать незамедлительное формирование общефедеральной структуры в форме партии или общественно-политического движения в поддержку выдвижения Ю. Лужкова в президенты России. Инициаторы этой идеи считали, что организационное оформление сторонников московского мэра в регионах позволит выйти ей из привычного узкого круга обсуждения.
Альтернативой созданию организации как промежуточному шагу на пути к президентству мог быть только приход Ю. Лужкова на пост председателя правительства Российской Федерации. Не отрицая полностью такого развития событий, многие аналитики отмечали, что без благоприятного стечения обстоятельств, без давления снизу, выражаемого через Совет Федерации или Государственную думу, это вряд ли вероятно.
Между тем отношения между властью и Ю. Лужковым с его командой, несмотря на видимые корректность и взаимодействие, были не столь просты, как казалось. У московского правительства накопилось немало справедливых претензий к федеральной власти. И дело не столько в невыполнении обязательств перед Москвой по финансированию ее программ и в ущемлении ее интересов, проявлявшихся в различных формах.
Определенная и весьма влиятельная часть власти опасалась роста популярности Ю. Лужкова в масштабах всей России, ревновала к его успехам и видела в нем опасного для себя конкурента. Эпизодические публичные высказывания московского мэра относительно своих симпатий к лидеру власти и преданности ему, считались вынужденными, продиктованными необходимостью в сложной политической игре гасить вспышки подозрительности у президента, спровоцированные его ближайшим окружением.
Создавалось впечатление, что власть явно недооценивала роль и значение Ю. Лужкова. Между прочим, своим политическим долголетием она была обязана в первую очередь московскому мэру. Именно он приходил ей на помощь в самые критические для нее моменты и поддерживал в трудные времена. Его энергичная и продуктивная деятельность на благо столицы и москвичей объективно играли в пользу власти. Если стихийные или организованные народные выступления, скажем, в Приморье или Кузбассе, власть еще могла пережить, то масштабные волнения в Москве могли бы быть для нее роковыми.
Интриги против Ю. Лужкова и недоброжелательные кампании против его команды подрывали одну из мощнейших опор власти. Сознавал или нет это ее лидер, уже суть не важно. Становилось все более очевидно, что после президентских выборов 1996 года стратегические цели ближайшего его окружения и видение путей решения важнейших задач государственного строительства не находили понимания и поддержки у московского мэра. С уходом власти с политического Олимпа разный подход к проведению внешней и внутренней политики мог перерасти в открытое противоборство, и в этой борьбе московский мэр мог рассчитывать на значительную часть ведущих оппозиционных партий и движений. Пошла бы за ним и немалая часть демократически ориентированной интеллигенции, а также предпринимательских кругов.
По мнению большинства наблюдателей, приход к власти лидера КПРФ легальным путем при наличии других ярких претендентов на президентский пост теоретически был возможен, но практически маловероятен. Во-первых, Г. Зюганов обладал после поражения на президентских выборах 1996 года не достаточной для него личной популярностью. Во-вторых, могло сыграть определенную роль нежелание уставшего от политических потрясений и борьбы населения подвергать себя риску новых встрясок и испытаний. Широкая общественность не имела четкого представления о программных положениях КПРФ и о наличии у нее понятной концепции вывода страны из кризиса. Люди интуитивно ощущали опасность возникновения еще больших экономических трудностей из-за возможных демаршей стран Запада, в чрезмерной зависимости от которых оказалась Россия.
В. Жириновский и А. Лебедь отталкивали массового избирателя навязыванием обществу своего вождизма, за которым просматривался чрезмерный авантюризм, чреватый в российских условиях непредсказуемыми последствиями.