От Ельцина к…? Книга вторая. Пьянящий дурман власти

Существовала точка зрения, что высказывания В. Черномырдина в поддержку правительства Е. Примакова (которому «мы все по рукам и по рукам…») были связаны со стремлением экс-премьера на всякий случай заручиться поддержкой главы кабинета в борьбе за сохранение «Газпрома» в орбите своего влияния. По распространившейся версии, В. Черномырдин пытался продавить решение о назначении на место Р. Вяхирева, который должен был уйти на пенсию в соответствии с уставом «Газпрома», достигнув 61 года, своего верного политзаместителя, депутата Госдумы В. Бабичева.

С другой стороны, вновь претендуя на пост премьера, В. Черномырдин не хотел выглядеть перед Думой врагом Е. Примакова, прекрасно понимая, что в этом случае его шансы на утверждение будут минимальны. Более того, по договоренности с Б. Ельциным экспремьер намеревался до последнего защищать действовавшего главу кабинета и получить на этом солидный политический капитал, который давал бы ему основание предстать перед Думой в качестве «законного» преемника Е. Примакова.

С распространенным мнением о том, что правительство и его глава избрали пассивную, выжидательную линию поведения в отношении действий президента, соглашались не все. Внимательный анализ показывал, что премьер проводил линию на активную оборону своих позиций, искал и находил новых союзников, прилагал усилия по формированию в общественном мнении позитивного образа кабинета министров.

С назначением С. Степашина первым вице-премьером в аппарате правительства начали готовить согласованное между президентом и премьером решение по изменению конфигурации подведомственного ему блока правительственных учреждений, в целом направленное на упрощение задач по курированию региональной политики. В частности, говорили о предстоявшем слиянии министерств региональной и национальной политики в одно Министерство федеративной политики. Наиболее вероятным кандидатом на его руководство считался советник премьера по правовым вопросам С. Шахрай. Блокирование ставленника Б. Ельцина своей собственной креатурой позволило бы главе кабинета отчасти нейтрализовать негативные последствия осуществленной президентом рокировки.

Кроме того, Е. Примаков подписал принятую Советом Европы «Конвенцию об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности» от 8 ноября 1990 года, которая предусматривала розыск, арест, конфискацию и возвращение из-за рубежа незаконно вывезенных средств. Этим было фактически выбито последнее формальное основание для упреков в адрес Ю. Скуратова, что «швейцарские» документы, полученные Генпрокуратурой, не имели правового основания. Более того, это открывало путь к более широкому взаимодействию российских правоохранительных органов с аналогичными структурами, входившими в Совет Европы.

Одновременно резко усилился поток позитивной информации о результатах деятельности правительства, что говорило о его стремлении нейтрализовать распространявшиеся негативные сведения о кабинете и создать себе положительный имидж в общественном мнении.

В прессе появились данные о восстановлении российской промышленностью докризисных объемов производства и даже о некотором росте соответствующих показателей по отношению к первому кварталу 1998 года. К числу своих достижений кабинет относил рост стоимости «голубых фишек», акций российских приватизированных предприятий, прежде всего, ТЭКа, также достигших докризисного уровня. Это позволило некоторым аналитикам сделать благоприятный для правительства вывод о том, что рынок корпоративных, бумаг начал выходить из депрессивного состояния. Наконец, в СМИ появились утверждения о том, что в апреле Министерству по налогам и сборам удалось перевыполнить соответствующее бюджетное задание.

Реклама этих достижений, которые во многом были связаны не с деятельностью самого правительства, а с объективными последствиями финансового кризиса 17 августа (девальвацией национальной валюты, продолжавшейся инфляцией, резким падением экспорта), как полагали эксперты, должна была прикрыть его реальные провалы.

В частности, в сфере борьбы с инфляцией (за первый квартал 1999 года, по данным Госкомстата, она составила 19,5 процента против 3,5 процента в первом квартале 1998 года, а в апреле возросла до трех процентов по сравнению с 2,8 процента в марте) и с продолжавшимся инвестиционным кризисом — в первом квартале инвестиции в реальный сектор были на 10,5 процента меньше, чем за аналогичный период 1998 года. Иными словами, несмотря на ситуативные успехи российской экономики, ее сползание в пропасть правительству Е. Примакова реально остановить не удалось.