В высшей степени симптоматично, что от президента и его действий поспешили отмежеваться даже ближайшие его недавние соратники, а также некоторые «придворные» политологи, известные своей лояльностью режиму.
Так, бывший руководитель администрации президента РФ С. Филатов, к примеру, считал, что Б. Ельцин «ослабел», что ему на этот раз изменила никогда не подводившая его ранее интуиция, что решение об отставке правительства было непродуманным, поспешным экспромтом и по большому счету выглядело откровенным сведением счетов во властных структурах, что дальнейшие действия просчитаны не были, а сам президент производил впечатление «нездорового человека», который уже полностью выполнил свою политическую миссию
Известный политолог, руководитель фонда «Политика» В. Никонов был убежден, что Б. Ельцин изменил себе самому, когда начал торг с парламентом и региональными элитами. Залогом успеха такой акции, как отставка В. Черномырдина, на его взгляд, могли стать только решительные и бескомпромиссные действия по реализации задуманного плана от начала до конца
Стало быть, либо плана просто не было, либо он оказался неадекватным сложившейся расстановке сил и дал серьезный сбой уже на ранней стадии реализации.
Спору нет: отставка правительства, а также то, каким образом она была осуществлена, выходила за рамки рациональных представлений о кадровой политике. Некоторые эксперты и телеведущие, например обозреватель ТВ-6 С. Кучер
Вероятнее всего, Б. Ельцин действовал по совокупности субъективной и объективной оценок — рост влияния В. Черномырдина и усиление кризисных факторов в экономике. Возможно, президентом были отмечены определенные негативные тенденции, угрожавшие стабильности режима и он принял превентивные меры воздействия. Однако аналитики не исключали, что Б. Ельцин и его администрация на определенном этапе эти тенденции, напротив, «проморгали», дав им укорениться. И глава государства сознательно пошел на нетривиальные действия, чтобы «взорвать» неблагоприятную для него ситуацию и обескуражить политическую элиту, жёстко навязав ей собственную волю. Когда же этого не получилось, Б. Ельцин вынужден был вступить в торг, согласившись на ряд кадровых уступок — например, на предложение Г. Зюганова об участии представителей Совета Федерации и Государственной думы в работе так называемой «рабочей группы» по рассмотрению кандидатур в правительстве. На практике это означало бы готовность приступить к воссозданию разрушенной мартовскими событиями системы сдержек и противовесов.
Наконец, аналитики не сбрасывали полностью со счетов и вариант, при котором главной целью Б. Ельцина было решительное обновление политической элиты и «отодвигание» представителей «старой номенклатуры» — В. Черномырдина, Ю. Лужкова и Е. Строева. В пользу этой версии мог свидетельствовать глубокий раскол правящего класса и наличие у каждого из перечисленных его представителей собственных президентских, амбиций, что для Б. Ельцина было неприемлемо.
Аналитики левого толка усиленно муссировали достаточно проблематичную тему возможного заговора по отстранению Б. Ельцина его собственными соратниками.
По большому счету, все это неопровержимо свидетельствовало: впервые после президентских выборов 1996 года в стране складывалась принципиально новая политическая реальность, связанная не столько с изменением сложившейся расстановки сил, сколько со значительной, хотя и несколько искусственной активизацией всего политического процесса в целом. Из поствыборной ситуация превратилась в предвыборную.
Многим было очевидно, что новая избирательная кампания из ближайшей и труднопрогнозируемой перспективы превратилась в жесткую реальность, действовать в которой политической элите и рядовым избирателям придется по меньшей мере по 2000 год. Подтверждений тому было множество: резкая активизация перегруппировки различных политических и финансово-промышленных группировок, возрастание интенсивности маневров региональных элит, растерянность большинства фракций и групп Госдумы, так и не выработавших единых, скоординированных подходов к решению свалившихся на них проблем.