От Ельцина к…? Книга вторая. Пьянящий дурман власти

Значительно осложнились в результате фискальных нововведений российского правительства отношение РФ со странами СНГ (устав этой организации не позволял в одностороннем порядке увеличивать таможенные пошлины) и со Всемирной торговой организацией (ВТО). Последнее обстоятельство являлось стратегическим просчетом, поскольку с обретением членства в ВТО Россия могла бы получить таможенные преференции и льготы на сумму до 1,5 млрд, долларов уже в 1999 году. На состоявшемся в августе в Женеве очередном раунде переговоров российской делегации с руководством ВТО вступление России в эту организацию было отложено на неопределенное время из-за решения правительства повысить таможенные пошлины на три процента на все импортные товары.

В то же время, несмотря на все усилия, фискальные ведомства, и прежде всего Госналогслужба, так и не справились с бюджетными заданиями.

Не смогло правительство похвастаться и успехами в сфере приватизации. По данным Мингосимущества (МГИ), за прошедший с начала 1998 года период в бюджет поступило лишь 16 процентов запланированных доходов от приватизации: при плане в 8 млрд. 100 млн. руб. пока был получен 1 млрд. 300 млн. После августовского дефолта стали рушиться и надежды МГИ на формированную реализацию в сентябре — октябре приватизационных планов по продаже последних гигантов российской экономики, которые еще не полностью перешли в частные руки («Связьинвест», «ЛУКОЙЛ», «Норсиойл», «Роснефть», «Газпром»). Кризис, достигший своего апогея 13 августа, когда началось обвальное падение акций российских предприятий на фондовом рынке, после принятия правительством РФ и Центробанком 17 августа беспрецедентных решений о расширении границ валютного коридора и замораживании выплат по ГКО и ОФЗ, привел к фактическому параличу банковской системы и краху национальной валюты.

В этих критических условиях политическая и финансовая элита страны, властные институты оказались не способны не только к срочному и эффективному противодействию надвигавшейся катастрофе, но и к консолидации перед лицом смертельной угрозы, что, в свою очередь, явилось одним из решающих факторов негативной социально-экономической и политической динамики, наблюдавшейся в конце августа. Ни резкое ослабление политических позиций президента, ни рост влияния оппозиции, вступившей в альянс с недовольными политикой Б. Ельцина и прежнего правительства олигархическими группировками, ни даже отставка кабинета С. Кириенко и назначение В. Черномырдина исполняющим обязанности премьера не ослабили острой межгрупповой борьбы внутри элиты, не привели к стабилизации власти, а, напротив, открыли очередной этап ее кризиса.

Кризис власти, по мнению многих наблюдателей, дополненный и усиленный финансово-экономическим кризисом, перерос в системный. Иллюстрацией к этому тезису могло служить само возвращение во власть В. Черномырдина, сразу же оказавшегося перед сложнейшими программными, идеологическими и кадровыми проблемами. Решение этих проблем выглядело перед специалистами практически неразрешимой задачей в условиях рухнувшего консенсуса и углублявшегося противостояния как в российском обществе, так и между Россией и Западом, требовавшим форсирования прежнего «курса реформ».

Более того, важнейшим социальным последствием решений от 17 августа стала фактическая утрата властью базы общественной поддержки. Попытки сменить точки опоры, переложив тяготы кризиса с социально неимущих слоев на богатую верхушку общества и «средний класс», не дали практических результатов. Политическая элита, отказавшись от поддержки банковской системы и намереваясь погасить росший протест низов с помощью подешевевших рублей, потеряла традиционную социальную опору, но не приобрела’ новой.

Таким образом, кризис показал неспособность современной российской финансово-политической элиты к сплочению даже в обстановке, когда стратегическое решение уже принято. Ценой больших усилий добившись от МВФ очередного стабилизационного кредита, но не получив рычагов управления этими средствами, отдельные группы начали активно действовать, стремясь во что бы то ни стало осуществить девальвацию. Подобная линия поведения отражала присущее всему российскому истеблишменту неумение, нежелание подчинить свои узкогрупповые интересы не только общенациональным целям, но и корпоративным, «классовым» интересам.