От Фарер до Сибири

Одним погожим январским днем к станции подъехала пара чужаков: два остяка из рода, насчитывающего лишь 200 человек и проживающего в окрестностях Южного Таза. У них был звериный, коварный облик и взгляд, вызывающий подозрение. Они не были абсолютно честными людьми: один из них, немного говорящий по- русски, отвел меня в сторону и предложил купить кипу беличьих шкур, которые он на самом деле задолжал г-ну Хлебикову. Остяк, говорящий по-русски, был смесью социалиста и анархиста, он относился к русским совсем не дружественно: по его мнению, богатых следовало беспощадно грабить, если они не хотели делиться с неимущими. Остяки расхваливали богатые охотничьи угодья в их краю. За скромное вознаграждение они предложили мне поехать с ними в землянку, где они жили, чтобы потом повозить меня по этим угодьям в их зимнем чуме столько, сколько мне заблагорассудится. Предложение было очень заманчивым, но, честно говоря, после того что я услышал ранее, я не осмелился его принять. Г-н Хлебиков самым серьезным образом отговаривал меня связываться с этими остяками. Он вообще считал, что те хотели ограбить меня и бросить на произвол судьбы в снежной пустыне, где я бы погиб от голода и холода. Вполне возможно, что не со всеми аборигенами севера Сибири стоит связываться. Тем не менее до сих пор я не встречал ничего, кроме доброжелательности и гостеприимства у тех аборигенов, с которыми я непосредственно сталкивался, – за исключением случая, когда я вознамерился приобрести истуканов и был разоблачен[49].

На обоих остяках была одежда, отличавшаяся от обычной северосибирской. Они были одеты в двойные меховые рубашки, мохнатые снаружи и изнутри, сшитые как юракские ягушки (женские меховые куртки, открытые спереди и застегнутые на кожаные уголки). Такая двойная рубашка покрывала все туловище до затылка. Штаны, также мохнатые изнутри и снаружи, были обвязаны поясом вокруг заправленной в них рубашки. Меховые сапоги были не так красивы и искусно выделаны, как у юраков.

Однажды на зимнюю станцию поступило сообщение, что на северо-запад пришло тунгусское племя и перебило тех немногих русских и юраков, что жили у Таза. Это сообщение вызвало большое беспокойство – вероятность нападения стала живо обсуждаться, и юраки выглядели подавленными. Были ли под этим слухом какие-либо основания, я так и не узнал – по крайней мере, до нас никакие враждебно настроенные тунгусы не добирались, хотя г-н Хлебиков рассказал, что за несколько лет до этого действительно были стычки между юраками-самоедами и тазовскими русскими.

Это случилось в непогоду темным зимним вечером. Навалило так много снега вокруг дома, что сугробы закрыли окна в гостиной. Мы сидели вокруг четырехугольного стола, пока молодая, красивая, хотя и не очень добродетельная супруга – ее единственная дочь, по слухам, была наполовину юраком – накрывала на стол ужин, который состоял из вкусной оленины с черным хлебом и супом. Тем временем две девочки, оставшиеся в прихожей, согревавшейся маленькой печкой, пришли и сообщили с испугом, что снаружи кто-то стоит и разговаривает. Примечательно, что девочки бегло говорили и по-русски, и по-юракски – учитывая, что они редко общались с детьми аборигенов. Мы встали и вышли в узкий коридор, отделяющий жилой дом от амбара. Там мы нашли двух покрытых снегом людей, приветствовавших нас на амбатском (амбато-самоедском) языке, который немного понимала только мадам Байколова. Амбаты[50] (собственно, самоеды) проживают к востоку от реки Енисей, севернее 69° с. ш. в центре полуострова Таймыр. Эти два человека пришли из района Гыданской бухты, где прожили много лет, охотясь на оленей и песцов. Каждые два года они обычно приезжали на юг в Обдорск, чтобы продать шкуры и кожи. В этот раз они решили съездить со своей пушниной в Туруханск. Узнав по пути о существовании станции Хлебикова, они решили заглянуть сюда в надежде получить у нас что-нибудь за свои товары. Одного звали Шармёд («Берущий табак»), другого – его работника – Токо. Спустя несколько часов они опять отправились в дорогу в пугающую темноту ночи.

На следующее утро, когда погода улучшилась, Шармёд опять приехал на станцию в сопровождении своей хорошо одетой жены, ехавшей на собственных санях. Они привезли множество шкур, за которые получили от Хлебикова муку, чай и табак, а также наличные деньги. Шармёд был могучего телосложения, коренастый, широкоплечий мужчина с добродушным лицом – я с ним тут же подружился. Его жена раньше проживала в Обдорске, где научилась немного говорить по-русски. С этими незнакомцами я договорился съездить до самой Новой Земли.

Глава XI Опасное путешествие