От Фарер до Сибири

В утренний час, выйдя на рассвете на лыжах, чтобы согнать оленей, мы наткнулись на два чума. Наши олени смешались с оленями их жителей, но с помощью хозяев мы их тут же разделили. Владелец одного из чумов был моим старым знакомым, и, чтобы засвидетельствовать мне свою признательность за некоторые услуги, которые я ему ранее оказывал, он пригласил меня в гости к себе в чум. Молодой абориген, очень красивый и хорошо сложенный мужчина, незадолго до этого женился, причем они с женой перед свадьбой крестились. В их чуме на деревянной подставке стояла икона, к которой они, судя по всему, испытывали большое почтение. Рядом с иконой не было никаких языческих истуканов, что было совершенно нетипично для крещеных аборигенов.

Меня угостили весьма вкусным вареным оленьим языком и сырым мороженым осетром, а на прощание мы получили в дар экземпляр редкой и ценной шкуры черного песца. Мой молодой друг отвез меня к чуму проводника, где уже шла подготовка к отправлению. Два незнакомца грузили на сани рыбу и пушнину в Сургут для нескольких русских рыбаков из Тазовского района – ответственная и утомительная пересылка.

После того как мы преодолели примерно половину пути до Сургута, мы опять подобрали две семьи, которые направлялись на юг и тоже везли рыбу из Таза. Во все грузовые сани было запряжено по двое оленей-самцов, их груз составляли товары весом 10 пудов (335 датских фунтов). При доставке товаров из Таза в Сургут за одну загрузку платили 10 рублей за сани, в обратную же сторону – всего 6–7 рублей, так как аборигены в любом случае должны были ехать на север. Мы объединились с обитателями двух чумов и ехали в их компании в течение многих дней. Я об этом не пожалел – новые знакомые оказались очень интересными, доброжелательными и веселыми людьми, особенно запомнилась Арка-Высикоче («крупная пожилая женщина»), жившая в одном из чумов. Она всегда была довольна и радостна, с располагающей к себе улыбкой. Да, Арка-Высикоче была весьма любезной. Каждый вечер, поставив чумы, мы ходили друг к другу в гости. Дневная работа не была легкой ни для женщин, ни для мужчин. Женщинам надлежало разбирать чум, класть его составные части с инвентарем на сани, вечером – опять собирать чум, снова все приносить на свои места, запрягать и распрягать оленей, хотя мужчины в случае необходимости тоже помогали им в этом. Во время езды каждый – будь то женщина или мужчина – вел свои сани, по следам которых следовало четыре-пять других, если упряжка с недоуздком была привязана к саням спереди, благодаря чему образовывались небольшие обозы в 5–6 саней, где все ехали по одному и тому же следу. Завершив работу, мы вместе сидели вокруг живо потрескивающего огня в одном из чумов, и вели непринужденный разговор.

Здесь я должен сделать отступление и рассказать о том, как живется людям в далеких «жарких странах». Это будет интересно услышать жителям больших городов. В чуме, где хозяйничала Арка-Высикоче, ужин обычно состоял из сырого и вареного мяса с мороженым черным хлебом, который я припас с Нейве-сале и подарил этой веселой, дружелюбной старушке. Я не пожалел о своей щедрости, а аборигены были чрезвычайно признательны и внимательны по отношению ко мне.

Но все мои спутники рьяно поклонялись идолам или, точнее, духам. Во время поездки много раз проводились жертвоприношения во имя Арканума. При жертвоприношении, как и во время забоя, жертвенное животное всегда душат. Кровью обычно окропляют стволы деревьев, если таковые можно найти поблизости, или спины молодых оленей, которых ловят с этой целью, а потом отпускают.

Примерно в 1000 верстах от Сургута мы проехали мимо Тидды-удда (Кедровой реки). У дороги лежали бревна, на которых были выцарапаны русские имена, вероятно – рыбаков, на чью долю выпало проехать по дороге между Сургутом и Тазом. Я потратил целый час с топором и ножом, чтобы обратить внимание едущих мимо грамотных людей на то, что по этой дороге проезжал фаререц. В 200 верстах к югу протекала Березовская-речка, на берегах которой в землянках жило несколько семей остяков.

В окрестностях Березовской мы проехали мимо остякского чума, чьи хозяева раздобыли большое количество сильно разбавленного спирта из Сургута и теперь продавали эту водку обозам, проезжающим мимо. Поскольку мои проводники были трезвенниками – не все аборигены «пьют», – мы не порадовали того остяка своим визитом.

Вечером 21 декабря к нам зашел молодой юрак, который предложил довезти меня до Сургута за четыре дня, и я, конечно же, с радостью принял его предложение. Договорившись с моим прежним проводником о полагающемся вознаграждении за поездку и пересылку моих вещей, я отправился в путь с новым спутником. У каждого из нас были сани, запряженные четырьмя оленями-самцами.