Грейс мне довелось снова увидеть еще только раз. Как-то летом мы плавали на яхте по Средиземному морю с моим другом Беном Джекобером, молодым парнем по имени Филипп Жюно[178]
и еще несколькими приятелями. На стоянке в Монако я отправился на пробежку по пляжу, как вдруг увидел на скамье Грейс с подругой Верой Максвелл, модным дизайнером. Я замер и уставился на нее. Она спокойно встретила мой взгляд и кивнула в знак приветствия. «Здравствуй, Олег», — сказала она. «Здравствуй, Грейс», — ответил я. Еще мгновение мы смотрели друг на друга, а потом я повернулся и побежал к яхте.Не помню точно, где и при каких обстоятельствах я узнал о ее смерти. Помню только захлестнувший меня поток эмоций, горько-сладких воспоминаний о времени, когда мы были вместе. Мне немедленно начали названивать представители новостных компаний в надежде получить комментарии. С одной стороны, мне это доставляло дискомфорт, но с другой — мне хотелось выговориться, вспомнить ее и тем самым проститься. Я был поражен легендарным ореолом, окутывавшим эту девушку из плоти и крови, которую я любил. Удивило меня и то, что некоторым журналистам
«Слова
Глава 10
Эра последних великих плейбоев
Олег Кассини, конец 1950-х годов
В
1950-е годы в западной части Палм-Бич располагался очень популярный маленький итальянский ресторанчик. У него был свой винный погреб, который стал любимым укромным гнездышком моего дорогого друга Порфирио Рубиросы[179], величайшего плейбоя нашего времени.Руби обычно говорил даме, с которой у него было свидание: «Дорогая, я хочу посмотреть, есть ли у них в погребе достойное вино… Не составишь ли ты мне компанию?»
И там, среди покрытых пылью бутылок, несмотря на вполне вероятное появление сомелье, он переходил к решительным действиям и неизменно одерживал победу.
Я об этом говорю лишь потому, что через какие-нибудь десять лет уже не было необходимости прибегать к подобным ухищрениям. В 1960-е стоило всего лишь сказать «давай это сделаем», и все происходило по обоюдному согласию; а потом девушки вообще стали брать инициативу на себя. На смену искусству обольщения пришло лишенное ореола тайны простое удовлетворение сексуальных потребностей, и любовные приключения многое от этого потеряли.
Я ни в коем случае не ханжа, и меня не пугают уверенные в себе женщины. Наоборот, меня всегда интересовали те, кто был независим, у кого была успешная карьера и собственная точка зрения (Джин Тирни и Грейс Келли, безусловно, попадают в эту категорию). Но сексуальная революция 1960-х многого лишила и мужчин, и женщин. С ней исчезли застенчивые взгляды, брошенные украдкой, изящный флирт, маленькие трагедии и возбуждение от преследования.
1950-е, как я считаю, были Золотой Эпохой Романтики, потому что давали возможность сделать широкий, эффектный жест. Трансатлантическое ухаживание на высоких скоростях впервые стало доступным; авиарейсы через океан открывали много романтических возможностей. Можно было сказать: «Я приеду к тебе в Канны на уик-энд» или «Вот билет на самолет. Почему бы тебе не полететь со мной в Гштадт?» А в Каннах, Гштадте, на мысе Антиб или в сотне других романтических уголков продолжить тонкую и сложную игру обольщения со щекочущей нервы долей неуверенности. Такие искусные маневры были практически ритуалом, как и привычка Рубиросы приглашать дам в винный погреб (его репутация была такова, что любая согласившаяся с ним поужинать не только ждала, но и прямо-таки предвкушала возможность заняться с ним любовью; вопрос был только в том — где и когда). Любовник должен был уметь развлечь женщину, приятно ее удивить, проявить изобретательность — и все это, вместе с риском сделать неверный шаг, было частью игры, добавляло ей пикантности и делало победу еще слаще.