От Голливуда до Белого дома

Пока я орал, я уже сожалел о том, что позволил себе это. Грейс смотрела на меня холодно, и когда я излил свое негодование, сказала: «Я хочу тебе кое-что объяснить прямо сейчас — и, пожалуйста, не перебивай меня. Сначала я не возражала против твоей непомерной ревности. Но не пора ли тебе уже прекратить эти глупые сцены? Они не доказывают ничего, кроме отсутствия чувства уверенности в себе. Я тебя люблю, но эти вспышки гнева мне неприятны. Более того, они постепенно уничтожают все теплые чувства, которые я к тебе питаю. Если это для тебя так важно, я не пойду на ужин с Синатрой. Но прекрати себя так вести!»

Мне, конечно, стало очень неловко. Я всегда с трудом контролировал свой гнев. Грейс же во время ссор вела себя прямо противоположным образом: она словно цепенела. Ее молчание подавляло. Но все же тот случай не стал окончательной причиной нашего разрыва; у нас всегда оставалась надежда на примирение, вплоть до самого конца.

И вот однажды она позвонила мне и сказала, что хочет обсудить со мной что-то важное. Местом встречи мы почему-то выбрали Стейтен-Айленд Ферри[177].

«Это будет трудный разговор, — сказала она. — Но ты должен меня выслушать».

«У нас с тобой было немало трудных разговоров, — ответил я. — Даже представить себе не могу, чем еще ты можешь меня удивить».

И тут она сообщила мне то, что действительно меня удивило. «Во-первых, я хочу, чтобы ты знал — ты был мне дороже всех, кого я когда-нибудь встречала в жизни и, возможно, еще встречу, — сказала она. — Но по ряду вполне очевидных причин я решила выйти замуж за князя Монако Ренье».

Я был ошеломлен. «Но почему? — спросил ее я. — Когда ты это успела?»

На самом деле, вся эта история возникла буквально на пустом месте. Она встречалась с князем лишь однажды, на совместной фотосессии во время Каннского кинофестиваля. Позже духовник Ренье, отец Джон Такер, связался с друзьями семьи Келли и организовал встречу в Филадельфии на Рождество 1955 года. Через два дня Ренье сделал предложение, и Грейс его приняла. Прямо как в сказке.

«Ты собираешься выйти замуж за человека лишь потому, что у него есть титул и несколько акров земли? — спросил я ее тогда на пароме. — Центральный парк по размерам не меньше!»

«Я научусь его любить», — ответила она.

«Ну что ж», — сказал я, еще не отойдя от шока. Возможно, у меня были сомнения относительно нашего брака, но перспектива потерять Грейс причиняла мне страшную боль. Но спорить я с ней не собирался, она была настроена решительно. «Я желаю тебе всего наилучшего. Уверен, что ты сделала правильный выбор».

На самом деле, я не был в этом уверен, но понять ее мог. Это было очень по-европейски — классический союз титула и красоты, брак на государственном уровне. Князь Ренье был привлекательным, образованным человеком, правителем маленького идиллического княжества. С ним Грейс приобретала высочайший социальный, финансовый и религиозный статус, потому что князья Монако — католики, тесными узами связанные с Ватиканом. Но я не согласен с теми, кто утверждает, что для Грейс это был брак по расчету, потому что Ренье предложил ей лучшие условия и большую стабильность, чем компания MGM. Думаю, все намного сложнее.

Грейс, как мне кажется, влекло ко мне по тем же причинам, что и Джин. Я символизировал для нее освобождение от оков своей застегнутой на все пуговицы, строгой семьи. Мой иронический настрой помогал ей ослабить давление, от которого она задыхалась. Со мной она обретала свободу маневра, могла шутить и вдохнуть полной грудью. Между нами была очень тесная эмоциональная связь, но эта свалившаяся на нее свобода оказалась чрезмерной для ее соблюдающей все правила, весьма традиционной по сути натуры. Наши отношения ее увлекали, но до конца комфортно она себя в них не чувствовала.

Теперь, по прошествии времени, ее бегство в средневековую сказку представляется мне практически неизбежным. Весь мир считал это романтическим жестом, но я видел и трагические аспекты этого шага. Он казался мне капитуляцией, сознательным решением оградить себя от всех жизненных переживаний. Но я искренне желал ей счастья, и сегодня считаю, что Грейс тогда сделала правильный выбор. Их брак, судя по всему, оказался удачным. Для княжества Монако, которое переживало тяжелые финансовые времена, пока Аристотель Онассис не взял на себя управление казино (в 1953 году), брак Ренье и Грейс стал настоящей находкой. Грейс придала Монако блеск, сделала его жемчужиной Ривьеры. А ей досталась великолепная роль хозяйки международного масштаба. До конца жизни она выступала в образе принцессы на каждом торжественном обеде и балу. Весь мир стал ее сценой. Успех был оглушительный. Грейс вошла в пантеон богов, и все ею восхищались.

Через много лет я встретил мать Грейс на благотворительном балу в Филадельфии. Удивительно, что именно ей было поручено вручить мне Кубок Филадельфии, приз за мой вклад в моду. Передавая его мне, она прошептала: «Возможно, я ошибалась на ваш счет».