От Голливуда до Белого дома

И я действительно поговорил об этом с Джин. Я пытался обратить все в шутку, но мне была интересна ее реакция. «Знаешь, ты можешь считать, что я немного стою, но есть люди, которые думают иначе. Ты бы согласилась от меня отказаться?»

«С удовольствием, в любой момент», — засмеялась она.

«А ты бы рассталась со мной за миллион долларов?»

«Я же сказала, я готова сделать это даром».

И тут я пересказал ей разговор с Барбарой, но она продолжала смеяться: «Ты действительно думаешь, что стоишь так дорого?»

Но я продолжал настаивать. «Подумай об этом серьезно. Подумай обо всех претензиях, которые у тебя есть ко мне и к моему характеру. У тебя появляется возможность с ними разобраться. Ты получаешь финансовую стабильность. Ты сможешь избавиться от меня и найти себе кого-нибудь более подходящего. Давай поговорим серьезно, потому что я больше никогда не хочу слышать от тебя, чем ты ради меня пожертвовала, как я не оправдал твоих ожиданий и какого мужчину ты могла бы иметь рядом вместо меня. Одним махом я хочу снять все вопросы».

Теперь Джин стала серьезна. Она сказала, что ее это предложение не интересует, и спросила меня: «А что ты об этом думаешь?»

«Я люблю тебя», — ответил я.

И это было правдой: в то время я никогда не оставил бы Джин, ни за какие деньги.

Мы с Барбарой Хаттон остались друзьями — и только. Ни на миг я не пожалел о своем выборе, особенно учитывая, как быстро ее жизнь покатилась под откос. Думаю, что ни один мужчина не смог бы уберечь ее от этой печальной участи. Я представляю, что писали бы тогда в газетах, если бы я все-таки решился на брак с Барбарой: «Беспутный граф оставляет Тирни ради богатой бедняжки». Больше никогда в жизни меня уже не воспринимали бы всерьез. А пони для игры в поло мне хватило и в Форт-Райли; теперь я мечтал только об одном — вернуться домой.

Я попросил Джин встретиться с генералом Казинсом, с которым мы познакомились на вечеринке у Барбары: может быть, он сумеет похлопотать о моем переводе в Лос-Анджелес. Импозантный седовласый генерал самонадеянно решил, что кинозвезда, просящая о встрече, имеет к нему романтический интерес. Когда оказалось, что это не так, он сказал Джин, что ничем не может мне помочь.

Однажды я услышал, как группа офицеров обсуждает некоего полковника Кимберли. Раньше он считался очень перспективным офицером, но его неумеренная тяга к выпивке, женщинам и развлечениям — особенно к выпивке — сделала свое дело: Кимберли уже несколько раз обходили при присвоении очередного воинского звания. В американской армии он был старейшим полковником на действительной службе и возглавлял Девятое подразделение — военную полицию со штаб-квартирой в Голливуде.

И снова я попросил Джин помочь мне. Она нанесла полковнику визит, и, о чудо, через несколько недель вышел приказ о моем переводе в Девятое подразделение. Я вернулся домой весной 1945 года. Война еще не закончилась, но ее исход уже был ясен.

Полковник Кимберли оказался именно таким, как я его себе представлял: выпускник West Point[120], приятный собеседник, с располагающей внешностью и красным носом, свидетельствующим о его склонностях. Он проявлял недюжинный интерес к женщинам, особенно кинозвездам. Мне скоро стало ясно, что организация знакомств с актрисами будет моей боевой задачей.

«Ну, Олег, — говорил он мне каждое утро, — кто у нас на сегодня в программе?»

Мы ужинали в штаб-квартире подразделения в старинном особняке, а потом отправлялись в город развлекаться. Мне обычно удавалось уговорить какую-нибудь старлетку составить нам компанию, но все это было не то, Кимберли жаждал знакомства с настоящей звездой. В его шутках таилась угроза: «Или ты выполнишь поставленную задачу, или отправишься в Японию, когда мы ее захватим. Для человека с твоими талантами там наверняка найдется работенка».

Я обратился к красавице актрисе Вирджинии Брюс, с которой у нас был роман еще до моей женитьбы: «Помоги мне, прошу тебя. Кимберли очень приятный человек. Ты хорошо проведешь время и будешь гордиться, что спасла мне жизнь».

Я не лгал: полковник Кимберли действительно был приятным и обходительным человеком. Я брал его с собой на голливудские вечеринки, и там он сумел всем понравиться. Но было еще кое-что, о чем я умалчивал: Кимберли, родом из южных штатов, был убежденным расистом. Вирджиния же придерживалась левых взглядов. Она симпатизировала нашим доблестным советским союзникам, угнетенным чернокожим Юга и вообще всем угнетенным — кроме тех, кого сама угнетала своими политическими декларациями. В тот вечер мне предстояло оказаться между двух огней.