Не помню, как завязалась перепалка между ними — возможно, полковник, по своему обыкновению, сказал что-то вроде: «Вы, северяне, не умеете обращаться с цветными». Вирджиния тут же приняла вызов и с ходу назвала его реакционером, расистом и фашистом, а в ответ услышала, что она коммунистическая пропагандистка и типичный представитель салонных радикалов. Полковник Кимберли весь налился кровью, и я уже начал было думать, что мне действительно придется отправиться в Японию. Наутро он все никак не мог успокоиться и кричал: «Вот кто наносит вред нашей стране — такие, как она… вруны-пропагандисты!»
В Японию полковник меня так и не отослал. Правда, у него и не было такого шанса: через неделю он ушел в отставку.
На его место назначили подполковника Ханта, точную копию Гитлера — я не шучу, сходство между ними было потрясающее. Меня он сразу невзлюбил из-за моих особых отношений с Кимберли и постарался как можно скорее от меня избавиться. В разгар лета 1945 года я был переведен служить на берега реки Джила в Аризоне. Видимо, моя задача состояла в том, чтобы охранять границу и приглядывать за лагерем для эвакуированных японцев.
Но в Аризоне я долго не протянул. Жара стояла невыносимая. Днем на улицу просто носа было не высунуть, и даже ночью, когда мы патрулировали территорию в открытой машине, дышать было нечем. Под моим началом состояло шесть рядовых. Большую часть времени мы проводили в казармах и подбрасывали кубики льда в электрические вентиляторы, чтобы хоть как-то охладить воздух. Глаза у меня покраснели, веки отекли и стали чесаться. Я практически ничего не видел.
И снова меня вернули в Лос-Анджелес на лечение. Как-то вечером в офицерском клубе госпиталя Пасадена со мной случился жесточайший приступ астмы. Я задыхался, воздух практически не поступал в легкие — со стороны, наверное, казалось, что я чем-то подавился. Меня спас врач, который, когда приступ закончился, сказал, что в армии мне больше делать нечего. Наутро я пришел к нему в кабинет и после заверений, что я не считаю армию ответственной за мою астму, был освобожден по состоянию здоровья от военной службы.
Иногда я задумываюсь, какие психологические причины так серьезно расшатали мое здоровье в то время? Была ли это угроза остаться служить на неопределенный срок или возможная отправка в Японию? Или, наоборот, в глубине души я понимал, что скоро срок моей службы закончится и мне придется принимать решение, чем заняться после войны?
Меня тревожило мое будущее. Джин оно тоже беспокоило, но она сама не понимала, чего от меня хочет. С одной стороны, она желала для меня успешной карьеры в традиционном понимании жителей Восточного побережья. Хорошо, если бы я занял где-нибудь руководящий пост и ходил бы каждый день на работу в сером костюме с портфелем в руке. Джин хотела, чтобы я стал человеком, которым на первый взгляд казался ее отец. С другой стороны, мне кажется, она хотела, чтобы я заботился о ней, как это было до войны, и ради ее карьеры снова пожертвовал бы своей.
На это я пойти не мог. Я не знал, что ждало меня в будущем, но понимал — мне срочно надо что-то предпринять, или жизнь так и пройдет мимо. Я, безусловно, не собирался оставаться просто мистером Тирни. В Голливуде я часто слышал за своей спиной перешептывания: «Смотрите, это муж Джин Тирни».
Меня это бесило, так же как и противоречивые требования, которые предъявляла мне Джин. Я должен был доказать всем, что чего-то стою, и это часто приводило меня к конфликтам, выяснениям отношений и дракам. Никогда я не дрался так много, как в послевоенные годы. Внешность моя была обманчива, потому что мое телосложение казалось хрупким. Я тогда весил 160 фунтов (72,5 кг), а объем талии был 29 дюймов (73,5 см), но у меня были широкие плечи и крепкая спина, и после армии я находился в отличной форме. А самое главное, я умел драться.
Одна из таких драк (как оказалось, весьма полезная для меня) произошла после скачек в Дель Мар. Мы с Джин ездили туда с Роджером Вэлми и Лорой Ботсвик, приятельницей Джин по Форт-Райли. На обратном пути на дороге образовались громадные пробки, машины ехали плотно, бампер к бамперу. Идущий за нами джип постоянно стукал бампером нашу машину, что не облегчало ситуации. Меня это раздражало, но я считал эти толчки случайными, пока не обернулся и не присмотрелся повнимательнее. В автомобиле сидели двое мужчин, у одного из них была в руках бутылка, и они явно развлекались.
«Эй, аккуратнее!» — крикнул я им и добавил еще пару ласковых слов.
«Не связывайся с ними, — сказала мне Джин. — Помни, на тебе сегодня твой лучший костюм. Пусть проезжают».
Я махнул им рукой, чтобы они проезжали вперед. За поворотом я увидел, что этот джип остановился прямо посередине дороги. Мне пришлось затормозить, и тогда они дали