От греха подальше

— А разве это не так?

Он лишь покачал головой, ничего не возразив.

Гроза прошла, и теперь мелкий дождь мягко стучал по крыше «Торнадомобиля». Ветер стих, раскаты грома отдалились. Опасность миновала, и к Виктории вернулось присущее ей благоразумие и самообладание. Она подняла голову с плеча Роуна, театрально отстранилась и, схватив попавшийся под руку дорожный атлас, шлепнула его по руке.

Он посмотрел на нее, открыв рот от изумления.

— Это за что?

— За то, что из-за тебя нас чуть не убило!

— Ты хочешь сказать, что это я вызвал торнадо?

— Я хочу сказать, что, если бы ты сел в машину, когда я тебя первый раз позвала, — произнесла она более спокойным тоном, — мы бы поехали на юг и вовремя ушли бы с пути торнадо.

Он попытался улыбнуться, но у него не получилось.

— Ну, стоит ли так расстраиваться? Ведь в конце концов ничего страшного не случилось…

— Не смей говорить со мной таким снисходительным тоном. Ты обещал Амосу и мне тоже, что будешь во всем слушаться меня. Ты не сдержал обещания. А если ты думаешь, что ничего не случилось, — она повернулась, отодвинула боковую дверцу фургона и спрыгнула на землю, — то можешь полюбоваться: вся крыша во вмятинах, ветровое стекло треснуло. А я обещала Амосу беречь «Торнадомобиль».

Роун вылез из фургона и внимательно осмотрел повреждения.

— Эти вмятины — как боевые шрамы. Насколько я помню, дядин старый пикапчик был весь покрыт вмятинами.

— Сегодня — другое дело.

— Почему?

— Это можно было предотвратить.

— Ты хочешь извинений? Ты ведь к этому клонишь?

Они стояли под слабым дождем, уставившись друг на друга.

— Извиниться было бы неплохо, — сказала она спокойно.

— Ладно, извини. Я думал, что ты перестраховываешься.

Его извинение явно не были самыми трогательными из тех, которые когда-либо слышала Виктория. Но у нее создалось впечатление, что ничего другого, кроме этой скупой фразы, она от него не дождется.

— Замечательно, — сказала она, обходя фургон и открывая дверцу со стороны водителя. — Давай-ка поедем отсюда.

— Куда? — спросил он.

— В Лаббок. Твоя карьера преследователя гроз закончилась.

Когда они достигли участка дороги, где прошел торнадо, Виктория сбросила скорость, и Роун впервые увидел вблизи разрушительные последствия стихии. Широко раскрытыми глазами он смотрел из окна машины на вывороченные с корнями деревья, опрокинутый забор… и мертвую корову в канаве.

— Что… — Роун хотел что-то спросить, но в горле у него так пересохло, что он был вынужден прокашляться, чтобы заговорить снова. — Что случилось с коровой?

Виктория пожала плечами.

— Наверное, бедняжку ударило чем-то тяжелым, а может, подняло в воздух…

Роун почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. Если бы он задержал отъезд еще на несколько минут, может быть, даже на несколько секунд, их могла бы постичь участь этой коровы…

— Виктория, я… Я действительно очень виноват. Я совершенно не представлял себе всей опасности торнадо. Кроме того, я не проявил ни малейшего уважения к твоим знаниям, твоему…

— Самоуничижение тебе не поможет, Роун. Я везу тебя обратно в Лаббок.

Он не мог обижаться на нее за такое решение.

— Тебе необязательно везти меня так далеко. Просто высади меня где-нибудь, и я сам доберусь до Лаббока. Тебе не придется прерывать свою погоню за торнадо.

— Я не могу одна заниматься этим, — сказала она упавшим голосом. — Может, через несколько дней Амосу станет лучше, и мы сможем совершить еще одну поездку, прежде чем закончится мой отпуск. Если, разумеется, будет за чем гоняться. Как бы то ни было, Амос вряд ли будет доволен, если я высажу его любимого племянника на пустынной дороге.

«И это, наверное, единственная причина, которая мешает ей немедленно избавиться от меня», — размышлял Роун. Он действительно все испортил и только потому, что чересчур увлекся грозой, ее красотой и величием. Он просто не мог оторваться от этого захватывающего зрелища.

Когда же он стал столь эгоцентричным? Плохо было уже то, что он почти уговорил Викторию прыгнуть с вышки с резиновой страховкой на ногах, но того хуже оказалось его поведение во время грозы. Он проявил полнейшее пренебрежение к жизни своей и Виктории. За это он заслуживал самого сурового наказания.

Они молча слушали, как на разных радиочастотах возбужденные голоса обсуждали торнадо, который продержался на земле более двенадцати минут и нанес значительный ущерб посевам зерновых, хотя никто серьезно не пострадал — не считая коровы, но о ней знали пока только Виктория и Роун. Прозвучали также обрывки разговора о еще одной обещающей торнадо грозе в нескольких милях к западу, но если Виктория и слышала, то предпочла проигнорировать эти сведения.

— Голоден? — отрывисто спросила она.

— Конечно, — ответил он, хотя на этот раз не чувствовал голода.

— Проедем еще пару миль на север и найдем какой-нибудь ресторан, где точно не наткнемся на моих коллег. Я что-то не расположена к светской болтовне.

— Конечно, поступай, как считаешь нужным.