Готовясь в дорогу, они сменили масло в двигателе, устроили еще один пикник на природе, затем проложили на карте предстоящий маршрут, стараясь, чтобы он пролегал по наиболее живописным местам. И если бы они собирались бездельничать, то такое приятное времяпрепровождение было бы наиболее подходящим для влюбленной парочки. Но Виктория с досадой глядела на раздражающе голубое небо без единого облачка, и ее нетерпение передавалось Роуну.
Он поймал себя на том, что пристально рассматривает девушку, воображая в ярких подробностях, что он будет делать, когда они остановятся на ночь: сначала он расплетет ее косу, затем снимет с нее теннисные туфли и будет гладить ее ноги, пробираясь все выше и выше…
— Тебе скучно, — догадалась Виктория после того, как Роун в третий раз за последние несколько минут отстегнул ремень безопасности, пытаясь занять более удобное положение.
— Мне совсем не скучно, — оправдывался Роун. Он и в самом деле никогда не скучал рядом с Викторией. Может, только расстраивался иногда. Теперь Роун ухмыльнулся. — Просто устал после многих часов бездействия в машине. Я не привык так много сидеть без движения.
— Ладно уж. Раз мы не спешим, давай остановимся и разомнем ноги. Нет ли поблизости какого-нибудь заповедника?
Роун развернул карту.
— Миль через шесть мы выедем на Семьдесят третье шоссе, и если повернем на юг…
— Ох, Роун, ты только взгляни на это! — восторженно воскликнула Виктория.
Он поднял голову. Девушка притормозила, и он сразу понял, что привлекло внимание и вызвало восторг Виктории. На поляне, меж высоких сосен, стояла старая деревянная церквушка. Лучи послеполуденного солнца освещали ослепительно белые стены и отражались от бронзового колокола на звоннице. Ряды розовых и пурпурных тюльпанов окаймляли каменную дорожку, ведущую к входу.
Если бы не два автомобиля, припаркованных рядом с церковью, Роун решил бы, что он видит сцену из прошлого века. Он машинально потянулся за сумкой с фотоаппаратурой.
Виктория остановилась на обочине дороги.
— От такого вида дух захватывает, — произнесла она благоговейно. — Я считаю, что нам нужно сделать здесь остановку. Именно здесь. Эта картина превосходит все, что мы сможем увидеть в самом прекрасном заповеднике.
Роун выбрался из фургона. Эта маленькая церквушка, приютившаяся под сенью деревьев, пробудила в нем чувства, которые он был не в состоянии описать. Он должен был заснять увиденное чудо на пленку.
Опасаясь, что освещение изменится, он не стал устанавливать штатив и сразу приступил к съемкам.
Виктория, прислонившись к «Торнадомобилю», безмолвно наблюдала, как он работал, снимая церковь то с одного места, то с другого, меняя объективы и светофильтры.
— Ты пришлешь мне одну из этих фотографий? — спросила она.
— Конечно. Но ты должна прислать мне копию той пленки, которую похитила из моего «Никона».
Она смущенно засмеялась, а затем заговорила серьезно:
— Я должна была бы догадаться, что ты обо всем узнаешь. Но это единственные снимки, которые я взяла у тебя, и… мне они нужны. Я тоже хочу иметь что-нибудь на память о тебе.
Роун почувствовал, как сердце его сжалось. До сих пор и Виктория, и он избегали разговоров о неизбежном расставании. То, что наконец они стали об этом говорить, облекли в слова свои тревоги, сделало расставание более реальным и… близким. Он вдруг выпустил фотоаппарат из рук, и старый «Никон», словно обессилев, беспомощно повис на ремне у него на шее. Подходя к девушке, Роун собирался сказать ей что-нибудь утешительное, но так и не нашел нужных слов. Вместо этого он взял ее руку и коснулся губами ее ладони, а потом поцеловал в щеку.
Она повернула голову, подставив губы для настоящего поцелуя, но Роун не захотел целоваться. Не потому, что не желал ее больше, а просто хотел дать ей понять, что это прикосновение было больше, чем простая ласка. Таким образом он пытался выразить свою любовь и истинную благодарность за то, что она есть, что существуют и ее тело, и душа.
Она недоуменно взглянула на него, и он улыбнулся.
— Надеюсь, ты будешь помнить меня, — сказал он, — и не только как сумасшедшего племянника Амоса, который чуть не убил тебя.
Глаза Виктории подозрительно заблестели.
— Ты дал мне нечто большее, и этого я никогда не забуду, — ответила она, и голос ее задрожал.
Роун отвел взгляд, от нахлынувших чувств перехватило горло.
— Мы остановились здесь, чтобы прогуляться, так давай же гулять, — хрипло предложил он. Все еще держа Викторию за руку, он сделал быстрый шаг, резко потянув девушку за собой. Он понимал, что поступает как мальчишка, стыдясь собственных чувств и боясь их проявлять, но ничего с собой поделать не мог.
Разве не так следует поступать настоящим мужчинам? Они должны уметь скрывать свои чувства и переживания, отметая всякие сантименты, решительно рубить голову дракона. Он взглянул на свою грудь, где на сегодняшней футболке красовалась надпись, посвященная недавнему землетрясению в Калифорнии: «МЕНЯ ЭТО СОВЕРШЕННО ПОТРЯСЛО».
Эта фраза полностью соответствовала его теперешнему настроению, и он, не раздумывая, спросил: