Встреча охотников за торнадо выглядела довольно веселой, и у Роуна создалось впечатление, что все они образуют сплоченную и дружную группу, потому любой из них терпимо относится к подобному подтруниванию. С кем не бывает? Однако то, что на этот раз именно Виктория оказалась объектом шуток для, в основном, мужской компании, придавало особую остроту этому развлечению.
К чести Виктории следует сказать, что переносила она насмешки с достоинством, ибо была не лишена чувства юмора и могла посмеяться и над собой, но любой, кто слишком далеко заходил в своих шутках, получал в ответ отрезвляющую порцию острот. И все же несколько раз во внешне спокойных газельих глазах Роун заметил следы боли. Ее друзья не понимали, что ее уверенность в себе сильно пострадала, и Виктория без Амоса чувствовала себя беззащитной.
В конце концов в разговоре все чаще стали вспоминать о прошлых экспедициях, и Роун получил истинное удовольствие, слушая «охотничьи» истории. Из этих рассказов он узнал, что каждый торнадо имеет свои особенности. Характерным для этого явления было многообразие форм, размеров и силы ветра. Некоторые торнадо, как, например, сегодняшний, были слабыми, непродолжительными и сравнительно безопасными, другие — напротив — разрушительными и смертоносными, причиняющими многомиллионный ущерб и приводящими к человеческим жертвам.
В тот вечер Роун начал также кое-что понимать и в психологии охотников за торнадо. Для многих из них погоня была не просто источником волнений и опасности, щекотавшим им нервы. Их увлечение было сродни религиозному экстазу. Роун уважал, но не разделял их благоговейного отношения к торнадо. Он нетерпеливо ждал встречи со стихией, но, познав ее, был готов немедленно заняться чем-то еще.
— Вы утолили голод? — спросила Виктория. Она придвинулась к нему вплотную, чтобы он мог расслышать ее слова в шуме многих голосов.
— Вы хотите спросить, готов ли я уйти? — «И заняться с тобой любовью?» О черт, надо избавиться от этих похотливых мыслей о Вики, внезапно захвативших его. Она не заслуживала такого неуважительного отношения. Она была достойна цветов, сияния свечей и мужчины, который знал бы, как себя вести рядом с такой, как она, женщиной. Но он-то как раз и понятия не имел, как себя вести с ней.
Ребенок из семьи военного считал, что жизнь — это постоянное движение. Он привык к связям коротким, поверхностным, которые могли быть легко и безболезненно расторгнуты. И все еще был верен своим привычкам. Разве не подумывал он и на этот раз завести очередную любовную интрижку?
А может, и сама Виктория была готова к маленькому любовному приключению?
— Я ухожу, — заявила она, бросая на стол деньги — их долю в оплате общего ужина. Роун потянулся за своим бумажником, но девушка остановила его. — Теперь моя очередь. Вы не должны оплачивать всю экспедицию.
Да, но как же быть с мужской гордостью? Разве можно позволить даме платить за ужин в ресторане? Кроме того, что же делать с идиотским чувством собственника, которое внезапно проснулось в нем и едва не толкнуло Роуна на защиту Виктории от насмешек ее коллег? От его внимания не ускользнуло и то, что многие участники ужина, несмотря на свои язвительные замечания, любили и уважали Викторию. Никто из них не обладал иммунитетом, защищающим от воздействия ее красоты и обаяния. Роун заметил скрытые взгляды, которые мужчины бросали на Викторию. Их глаза были полны восхищения и даже вожделения. В то же время Роун прекрасно понимал, что из ресторана Виктория уйдет с ним, и вскоре они окажутся один на один — и так будет по крайней мере до тех пор, пока они не найдут мотель и не закажут отдельные номера.
Он вздохнул при мысли о безнадежности своего положения. Надеяться было не на что, а его так чертовски влекло к женщине, которая была абсолютно недоступна.
Когда они вышли из ресторана, в лицо ударил холодный ветер — погода резко менялась. Виктория зябко повела плечами.
— Бр-р, похоже, сюда уже добрался холодный фронт.
Не задумываясь, Роун обнял Викторию за плечи и погладил ее обнаженную руку. Поразительно, но она не сопротивлялась, даже не удивилась. Она прижималась к его плечу, пока они шли от ресторана к фургону. Роун решил, что она, возможно, начала доверять ему, и это заставило его чувствовать себя вдвойне виноватым из-за мыслей, которые возбуждали его.
Она порылась в кошельке, доставая ключи. Не переставая укрывать ее от порывов холодного ветра, Роун взял у нее ключи и открыл машину. Но вместо того чтобы распахнуть дверцу, он сунул ключи ей в руку и развернул девушку лицом к себе, прислонив спиной к фургону.
— Ты удивительная женщина, знаешь?
— О чем это вы?
— Я говорю о том, что случилось в ресторане. Они же нагло смеялись над тобой. Большинство женщин разразилось бы слезами через тридцать секунд. Но ты держалась с изумительным достоинством и сразу отвечала на их выпады.
— Да ну их. — Она небрежно махнула рукой. — Они нисколько не волнуют меня. — Ее голос слегка дрожал — то ли от волнения, то ли от холода, то ли оттого, что Роун стоял слишком близко, — но об этом он мог только гадать.