От Гринвича до экватора

— Жизнь все время сталкивала меня с вашей страной, вашим языком. Командир партизанского отряда хорошо знал русский и в свободные минуты учил меня. После освобождения участвовала в восстановлении железнодорожной магистрали «Единство», там было много советских специалистов, я с ними сдружилась. Мы вместе пробивали дорогу через горы. То и дело гремели взрывы. Но уже мирные взрывы! А в прошлом году ездила в Москву…

Мавзолей Хо Ши Мина в Ханое

(Позже я опубликовал в «Литературной газете» корреспонденцию о попутчице в ламбретте. На этот материал пришло очень много писем. Одно даже было в стихах. Рабочий из Николаева Владимир Чернов посвятил Киен целую поэму. И пусть она далека от совершенства, стихи сильны искренностью чувств.

Хочу я тебя называть по имени,
как друга зову, которому рад,
как в письмах нечастых свою любимую
родную сестру называет брат.
Киен, я те годы тревожные помню.
Другие устроили твой побег,
но раны твои и моей были болью,
и радостью — радость твоих побед.
Мне после «Последних известий» не спалось.
На картах потертых, в тяжелых томах,
о чью-то беду обжигаясь, пальцы
искали Кантхо, Хоабинь и Дананг…)

Разговаривая в трехколесном автобусе с Киен, я совершенно забыл о сумасшедшей езде. Неожиданно она сказала:

— Вот и моя остановка. До свидания.

Маленькая хрупкая женщина вышла из автобуса и помахала мне рукой, на которой вырезаны буквы «Л» и «С».

Ламбретта мчалась дальше, а я думал: немудрено, что Вьетнам и Кампучия идут вперед, ведь в них живут такие люди, как Киен!

Но повсюду находятся и те, кто мешает человеку жить, любить, уверенно смотреть в завтрашний день. Находятся в каждой части света, в том числе на Западе.

5. Под прицелом — каждый

Выстрелы из-за угла

По соседству с прекрасным

До чего же разительный контраст! Только что я словно побывал в муравейнике. Толкучка. Люди снуют туда-сюда. Одни тащат чемоданы, другие обвешаны сумками, мешками. Вокзал в Риме один, и вместе с прилегающей площадью он, пожалуй, самое шумное место в столице.

А всего в двухстах метрах отсюда — оазис тишины и покоя. В глубокой задумчивости застыли пинии — итальянские сосны с могучими стволами и легкими прозрачными кронами. Играет тихая музыка. Девушка — у нее длинные светлые волосы и чуть раскосые глаза — кокетничает со спутником, заливаясь смехом. Крестьянин крупными тяжелыми руками поднимает кружку пива. За соседним столиком пожилая женщина читает журнал, потягивая кьянти[18].

Неторопливо беседую с давним знакомым — римским издателем, поглядываю на вокзал, за стеклянной стеной которого не прекращается суматоха, и думаю: «Здесь совсем другой мир. Прелестное кафе!»

Но вдруг идиллия кончается. Кончается разом, мгновенно.

Пронзительный вой сирены. Визг тормозов. Что случилось? Из «скорой» выбегают санитары и спешат за кусты. Многие посетители кафе вскакивают, торопятся следом.

Мы не успели понять, в чем дело, а санитары уже несли на простыне женщину — лицо белое как мел, платье в крови.

— Ее три раза ударили ножом. Умерла сразу, — сообщает кто-то рядом.

«Скорая» скрывается за вокзалом.

Проходит не больше минуты, и я слышу смех. Девушка опять кокетничает со спутником.

Все встает на свои места. Снова оживленные разговоры, веселая музыка. Снова носится между столиками официант-эквилибрист, — он умудряется нести стаканы и кружки не только на подносе, но и на локтях согнутых рук и при этом обменивается шуточками с клиентами. Пожилая синьора переворачивает очередную страницу журнала. Крестьянин держит во вместительных ладонях следующую кружку пива и залпом опустошает ее.

Больше всего меня поразило именно это молниеносное «успокоение». Будто ничего не случилось.

— А что случилось? — усмехнулся мой знакомый. — Обыкновенное убийство. У нас каждый день кого-то отправляют на тот свет. Сегодня утром в Неаполе сразу пятерых застрелили.

Обыкновенное убийство? Но эта женщина была кому-то матерью, или женой, или сестрой. Разве для ее близких это обыкновенное убийство?

И вообще, разве может быть убийство обыкновенным?! Ведь вместе с человеком уходит целый мир. Мир, которого больше никогда не будет. Мир неповторимых ни в ком радостей и печалей, встреч и прощаний, болезней и исцелений.

Имя этой женщины мы не знали, но многие другие широко известны: Линкольн и Кеннеди, Махатма Ганди и Соломон Бандаранаике, Моро и Кинг…

В тот вечер в римском кафе под открытым небом, еще час назад казавшемся чуть ли не земным раем, у меня в голове проносились вопросы, один тревожнее другого. Почему так расцвел терроризм? Кому он нужен?