От грозы к буре

— Нами руководит Христос, и мы должны воздать ему хвалу и за зло, и за добро, ниспосылаемые им, и принять их смиренно, ибо он может нас поддержать на том правом основании, что мы хотим жить и умереть в его вере[39], — старательно переводил Исаак.

«Ну, теперь началось», — устало вздохнул Константин.

— Ибо мы верим в бога, предостерегающего нас от заблуждений, сотворившего небо и землю и заставившего ее плодоносить и цвести, создавшего солнце и луну для освещения мира, и мужчину и женщину, и вдохнувшего жизнь в душу, и вошедшего в чрево девы Марии для выполнения закона, и в того, кто претерпел пытку плоти своей, дабы спасти грешников, и отдал свою бесценную кровь, дабы озарить тьму, и явился принести себя в жертву отцу своему и духу святому, — бубнил купец.

«Когда же эта муть закончится?» — окончательно затосковал князь, но Франсуа не унимался, и Исаак продолжал переводить его слова.

— Благодаря принятию и осуществлению святого крещения, благодаря любви и повиновению святой церкви мы вправе завоевать любовь Христа, — произнес купец и уставился на Франсуа, который наконец-то замолчал.

— Теперь ты видеть, что мы никак не мочь, — произнес тот уже на русском языке.

В толпе переселенцев кто-то истерично вскрикнул, но тут же испуганно осекся.

— Я не хочу вас казнить, — покачал головой Константин. — Мне думается, что вместо этого нам надо как следует подумать, и выход обязательно найдется. Я имею в виду такой, который одновременно подошел бы и мне, и вам.

— Выход не есть такой, — вновь снисходительно улыбнулся князю Франсуа. — Либо твой, либо мой. Мы обязаны нести слово про наш бог — ты не хочешь. Как можно найти так, чтоб было хорошо все? Я не есть знать, — сокрушенно развел руками Франсуа.

Было видно, что он искренне сочувствует князю, но…

— Та-ак, — протянул Константин задумчиво. — Ну, ладно. А хотя бы на пару дней воздержаться от своих проповедей вы сможете? — И со вздохом подумал, что очередную дату отъезда, которую он, наивный, считал конечной и железной, придется в очередной раз откладывать.

Впрочем, черт с ней, с датой. Два-три дня все равно ничего не решают, лишь бы найти достойный выход из этой непростой ситуации.

— Пару? — переспросил Франсуа.

— Два дня, — сердито пояснил Константин.

— Два — да, — неуверенно произнес Франсуа. — А после? Ведь все равно быть так же. Лучше сейчас. — И он вновь обреченно замолчал.

«Ишь ты, чего захотел, — зло засопел Константин. — Тоже мне, мученик отыскался. Вон как на тот свет захотелось — аж глазенки заблестели у паршивца. А вот фиг тебе. Перебьешься со смертью».

— Выход можно найти всегда, — произнес он громко, чтобы слышали все переселенцы. — Только кое-кому очень хочется поскорее надеть на голову мученический венец — и совершенно нет желания вместо этого сесть и как следует подумать. Ну и ладно, — убавил он голос. — Я и один чего-нибудь надумаю.

Правда, хорошая идея пришла ему в голову далеко не сразу, а лишь к исходу второго дня, и помогли ему в этом, как ни удивительно, дары Данило Кобяковича. Точнее, даже не сами дары, а живой довесок к ним.

Словом, попался ему на глаза один из половецких пастухов, который обратился к князю за какой-то своей нуждой. Когда Константин выяснял, что же ему все-таки понадобилось от него, обратил внимание на простенький медный крест, болтавшийся у половца на груди.

Дело в том, что хан, желая как можно лучше угодить своему шурину, отрядил в пастухи только тех, кто принял христианство и прошел обряд крещения. В степи это просто — взял и окрестился, если священник под рукой имеется. А вот дальше… Дальше они вели себя точно так же, как и до обряда. Словом, в христианах эти ребята только числились. Тут-то Константина и осенило.

— Слушай, Франсуа, — тут же решил он поделиться соображениями с миссионером, оказавшимся как раз поблизости. — А ведь я придумал выход, который одинаково подойдет для нас обоих.

Тот вежливо склонил голову, давая понять, что готов выслушать любую ахинею, которой сейчас разродится князь, хотя лично он сам не верит в то, что выход действительно найден, к тому же взаимоприемлемый. Впрочем, он все равно готов покориться любому княжескому приговору, как бы ни был тот несправедлив. Все переселенцы, которые в этот момент оказались рядом, тоже навострили уши.

— Ведь ты не давал обета, что будешь нести свет своей веры именно русичам, верно? — начал Константин с небольшой прелюдии.

— Нет. Нам с Якоби все равно. У всех люди равно нужда в вера, только они не всегда знать это, — твердо ответил Франсуа.

— Вот и чудесно, — заулыбался Константин. — Я тебе сейчас покажу несколько человек, у которых, правда, на груди есть христианский крест, но на самом деле они ничегошеньки не знают. Очень темные люди. Даже вашу любимую молитву «Отче наш» они пересказать по памяти не смогут.

— Она не любимая — она единственная, равно как и истинное евангелие есть только одно — от Иоанна[40], — строго поправил князя миссионер.