ОТ ГРОЗЫ К БУРЕ

– За срок, скошенный тобой, благодарствую, - поклонился сдержанно. - А только у меня вот к тебе какая думка ныне, великий хан, - не забыл польстить он самолюбию Кончаковича. - Гонец тот, именем Родион, мне одно место указал, в грамотке - другое начертано. Как узнать - где правда? А ежели он на самом деле во мне подлую душу почуял и истины ни там ни тут нет? Ты что же, весь град перекапывать станешь? А ежели и в полон никого не возьмешь, что тогда? Они ведь, сам, поди, видал, стойко бьются.

Юрий Кончакович помрачнел. Такая мысль в голову ему не приходила. А и впрямь - что тогда ему делать? Ну, хорошо, если черниговцы и прочие рязанского князья одолеют, тогда ему никто мешать не станет в поисках, да и то как сказать - дружба дружбой, а… Совсем же плохо, если князь Константин верх сумеет взять. Тогда он немедля сюда кинется, и каждый день, каждый час дорог будет. Значит, все бросить придется и несолоно хлебавши, как у них на Руси говорят, обратно уходить. А ведь он сам всегда повторял, что удачливый воин не тот, кто своего врага одолеть сумеет. Такое многим дано, особенно если вдесятером на одного навалиться. Подлинно удачлив тот, кто у своего врага поверженного узнать сумеет, куда он свое добро спрятал.

– Завтра его пытать велю. Он все скажет, ничего не утаит, - пообещал зловеще.

– Хорошо, коли правду. А вдруг опять соврет? - усомнился Пятак.

– Долго пытать буду. Каждый день.

– И каждый день он тебе место за местом называть будет. Как узнаешь, когда он истину сказал?

– А там земля должна быть свежая и мягкая, - радостно сузились глазки у хана. - Вот так и узнаю.

– Они что же, дураки вовсе, - возразил Пятак. - Долго им, что ли, всюду тебе накопать? А еще лучше через подкоп запрятать, - оживился он.

– Это как? - недоуменно переспросил хан.

– А так, - вдохновился Пятак идеей, которая, правду сказать, только что пришла ему в голову. - Роют, к примеру, в одном месте на сажень вглубь, а то и на две. А уж потом вбок идут саженей на десять. Получится, что над тем местом, где серебро с золотом лежат, земля вовсе нетронута.

– Это сколько же ее вырыть надо? - махнул хан рукой. - Не-ет, тут ты лжешь.

– Это воинам твоим такой труд в тягость, - не сдавался Пятак. - Нам же, русичам, лопата да вилы в охотку. И что тогда делать станешь?

Юрий Кончакович молчал. Наконец нехотя разжал рот:

– Говори, что сам надумал.

– Бежать мне надо от тебя. А чтобы веры больше было - гонца этого с собой прихватить. Вместе с ним чтоб. Тогда точно поверить должны. Копало же много народу. Я к ним подсяду, разговоры подслушаю - глядишь, чего и узнаю.

– Они молчать будут, - покачал головой хан.

– Тогда подпою малость. Во хмелю у человека язык как помело становится. Когда узнаю - знак дам или сам вас встречу и все укажу.

Юрий Кончакович призадумался.

– Ныне отпущу, а завтра знак дашь, - сказал нехотя.

– Не дам, - замотал головой Пятак. - Если бы обмануть хотел - пообещал бы. Я же себе свободу зарабатываю, потому и говорю честно - не успеть мне. Пять дней сроку дай. За это время я все должен разузнать. Знак же такой будет. Воев своих на пятый день под вечер отведи от стен, а трех всадников оставь, да подальше, чтоб никто по ним стрелять не стал. Если к тому времени выведаю что - я сам в них стрельну. А дабы угадал ты, что это я стрелу пустил - три пера будет у нее на хвосте, ниткой золоченой перевязанных, ежели пожертвуешь для меня одну из своего халата.

И опять Юрий Кончакович сразу ничего не сказал - все глядел пытливо на Пятака, пребывая в колебании.

– К тому же, узрев гонца своего, - поспешил добавить Пятак, - воевода и прочие ратники непременно в расстройство впадут. Раз он назад вернулся - значит, князь об их беде так ничего и не знает. Когда же воин в унынии, то у него и сил вдвое меньше становится. Глядишь, и вовсе град тебе сдадут, ежели ты их выпустить беспрепятственно пообещаешь.

В ответ хан только хмыкнул, но продолжал молчать, буравя Пятака глазами. Затем, усмехнувшись криво, спросил вкрадчиво:

– А ворота открыть сможешь? Пятак в ответ лишь руками развел.

– Кто же мне такое позволит? На них там, поди, даже ночью не один десяток людей стоит. Воля твоя, великий хан, а с этим делом навряд ли что сложится.

– Если бы пообещал, я бы вас с гонцом этим на одном костре завтра изжарил, - произнес Кончакович равнодушно. - А почему ты сам предать своих возжелал?

Пятак, как мог, честно ответил:

– Предать и не думал даже. Я тебе в чем помочь обещался? Не град взять, не ворота открыть - узнать, где злато закопано. Кого я этим предам? Только князя рязанского - ведь это его казна. А он мне кто? Да никто. Мой-то князь, Мстислав Романович, далече отсель. И воевода корсуньский тоже далеко. А свободу получить очень хочется. Надеюсь я, что ты мне ее подаришь непременно, ежели я тебе покажу, где золото зарыто.

– В тот же день вольным уйдешь, - пообещал Юрий Кончакович. - И коней двух дам в придачу из своих табунов.

– Тогда… - замялся Пятак.

– Что еще? - нетерпеливо осведомился хан.

– Гривенок бы мне отвесил, а? Немного. С десяток. Больше ни к чему.