Размазан будет в тьме кромешной;
Кто завистью переполнялся –
В колодец боли упадет,
Где огнь, звереющий поднялся;
Кто душу гневом разрывал –
Того накроет пыток вал,
И в рану превратит сплошную –
Железным раздирающим клыком;
Тот, кто для ближних, языком,
Любил могилы рыть, -
В зловонной растворится тине
И рот, подобный грязной мине,
Не сможет уж вовек закрыть;
Тот, бедному кто не помог –
Заглотит вечной жажды смок;
Кто похотью при жизни был растленный,
Тот, вместе с сатаною,
Затоплен будет огненной слюною
В пасти сжигающей Геенны;
И червь могильный, бесконечно,
Станет убийцу пожирать,
Предатель – в ужасе и вечно
Будет зубами скрежетать…
И каждый, хоть и оказался
Средь миллиардов падших душ,
Все ж в одиночестве остался, окруженный
Кордоном из кровавых луж…
И одинокая душа, как маленькая точка,
Зажата в адской оболочке,
Где света нет, и нет надежды,
Где душат вечно тьмы одежды,
Где нет числа для страшных мук,
И пыток неразрывен круг…
И грех во Космосе творит –
Воронку черных Измерений,
И пламенем их гиблых трений
Пространство ужаса горит…
И невозможно также изощренность
И силу ада осознать,
Как по земной ползущей тени –
Взметнувшийся огонь познать…
И душ посмертную Судьбу
Определяет Высший Суд,
Где на Весах ведут борьбу
Песчинка светлая добра
И темный извращенья зуд…
Песчинкой же, Земля планета –
На чаше Космоса кружИт,
Ее Магическое Тело –
Кристалл, где молния дрожит;
И он, Кристалл Любви,
Вибрируя, в пространство,
Аккорды музыки лучИт
И, в гармоничном постоянстве,
С оркестром всех планет звучит;
И, из симфонии светил, -
Жизни прядется Паутина,
Что, будто времени ПатИна,
На Мироздания картине,
Иль, как изысканный узор,
Небесный услаждает взор…
И вот, соткался человек,
Чрез эволюций долгий век,
Он – Избранный, ему дано
Услышать музыку светил,
Чтоб плоскости слепое дно –
Луч гОрних песен осветил…
И сделался он композитор,
И, как Великий Инквизитор,
Стал глухоту у ближних жечь,
И для души раскрытья слуха
Под сердцем распахнул он Духа
Воспламеняющую печь…
И засверкали, зазвучали
Ноты, искры будто,
Пылающей души,
Вне умирания печали,
В бессмертья радостной тишИ:
ALLEGRO – чувство осязанья
В земле родЯщего зерна,
И взрыв его – ростка созданье,
Во яме, что как ночь черна…
ANDANTE – вкус воды возник,
Она – живительный родник,
Что корни влагою питает,
И жаждущим ветвям внимает,
И до небес растущий ствол
Своим теченьем поднимает…
А SCHERCO – аромат несет
По воздуху – растения,
И музыка цветения
Струит природы пение –
Любовное томление,
Средь радости волнения,
От пораженья тления…
FINALE – это откровенье,
Эфир, что раскрывает зренье,
И видишь ты плоды цветенья:
Галактик сочное плетенье,
Созвездий гроздья
С семенем планет
Средь облетевших лепестков комет…
И сок этих плодов – вселенной кровь,
Миры творящая Любовь,
Тебя сонатой наполняет,
Со всем живым объединяет –
В зерне, где Вера прорастает,
Та Сила, горы что сдвигает,
В лучах которой смерть растает,
Во тьме исчезнув навсегда…
И зверь из бездны насылает
На композитора болезнь –
Антихрист вытравить желает
В его душе бессмертья тень,
Убить надежду, что взлетает,
Саму же душу, в смерти день,
Швырнуть туда, где ад пылает…
И поражает глухота
Того, кто миру слух раскрыл,
И отрывает так она
У звуков миллионы крыл,
МузЫку облика лишает…
И, злобою своей питая адский пыл,
Зверь Музыканта удушает
В трясине человечьих рыл,
И, ранами распахнутых могил,
Неотвратимость гибели внушает,
Которую греха наносит ил…
Но композитор в саване страданья,
В гробу смертельной тишины,
Из осиянной вышины
Сверкает молниею знанья,
Слепящим гимном мирозданья,
Симфониею радости и света,
Где нотами звучат планеты –
Во славу жизни цвета…
И вечной жизни дух, -
По имени Бетховен,
Над разложением становится верховен,
И поглощает смерть
Его лишь тела кокон,
Со язвами, гниющими греха,
Симфонья Света же, как панцирь орехА,
Ядро души спасает,
И бабочкой
Душа Бетховена взлетает,
И крылья ее музыку творят –
Пред нею Время и Пространство тают,
Бумажной декорацией горят…
И крыльев огненных вибрация
Мою пронзает кровь,
И вновь цветущая акация
Росою освятИт Любовь,
Связавшую в объятьях крепко –
Парнишку с девочкой, -
Моих далеких предков…
И звезды за реку смахнул
Зари взлетевший Алый Гусь,
Он утро в землю ту вдохнул,
Что звётся Киевская Русь…
И вот уж солнце золотом стекает
В пшеницы море
С куполов церквей,
Оно жнеца на ниву привлекает
Сияньем зрелости полей…
И стадо облаков пасется в небе
Под к ним взлетающую трель,
Что, как весеннюю капель,
Хрустальным звоном,
Рождает пастуха свирель…
И Света палача
Наследный сан
От Зверя получает Чингиз-хан,
Он, не колеблясь, прОдал
Души бессмертья сласть
За мир подлунный этот
Терзающую Власть;
И предвкушает бойню
Страстей его хорал:
«За правду своей смертью
Никто не умирал!»
И в степь – бескрайний бубен, застучали,
Свинцовым ритмом горя и печали,
Орды бесчисленной копыта,
И ими же была
Могила Правды рыта…
И, как со дна вулкана газ,
Монгольский накрывает сказ
Мать Русь кровавой сетью,
И похотью горит раскосый глаз,
Впиваясь в душу плетью…
И воя, из последних сил,
Монгол о Крепость бьется,
Ему уж смерти вкус не мил,
Ведь русский, умирая, не сдается…
И Зверь, из тех князей,
Что Русью совладеют,
Вдруг создает себе друзей,
Что зерна как соблазна зреют;
И тот соблазн велик: