Многие люди с так называемыми пассивными травмами — последствиями заброшенности — убеждены, что у них было полноценное счастливое детство, но тогда почему им так сложно выражать свои чувства?
Здесь важно отметить две вещи. Во-первых, повторяющаяся или длительная травма отношений может нанести такой же вред, как и однократная травма-катастрофа. Как говорится, капля камень точит. Во-вторых, пассивная травма может нанести по меньшей мере столько же вреда, что и насильственное вторжение. * * *
Если рассмотреть Схему типов травм по горизонтали, видно, что причиной травмы может быть и вторжение, не признающее границ, и отчужденная заброшенность. Если посмотреть на вертикальную ось, увидим весь спектр власти. В центре — здоровые взаимодействия, которые не оставляют у ребенка ощущения, будто он выше или ниже кого-то другого. Это и есть здоровая самооценка. Во множестве же случаев, ведущих к детским травмам, мы видим взаимодействия, вызывающие стыд, слова и поступки, от которых ребенок чувствует себя неполноценным, бессильным и беспомощным. Такой
Другой вид травмы связан с тем, что семейные отношения ставят ребенка в позицию превосходства, мы называем это
Если кто-то из родителей одновременно и превозносит ребенка, и эксплуатирует, мы называем это
Не обязательно активно превозносить ребенка, чтобы привить ему привычку к самолюбованию. Иногда ощущение ложной поддержки возникает как следствие заброшенности — такое бывает, когда детей усыновляет банда сверстников вместо нормальных взрослых, которые должны ими руководить. Дети нуждаются в границах. Детям от природы присущи эгоцентризм и мания величия, и смягчать их — задача взрослого.
Когда моему старшему сыну Джастину было года четыре-пять, он пригласил к нам домой приятеля, это был один из первых случаев, когда к нему кто-то пришел поиграть. Поскольку мой сын из Бостона, родины хоккейного клуба «Бостон Брюинз», он начал игру с того, что спросил приятеля: «А давай поиграем в хоккей! Хочешь, поиграем в хоккей? На, бери клюшку! Пошли на улицу, погоняем шайбу, хочешь?»
Когда приятель ушел, малютка Джастин подбежал ко мне и спросил:
— Как ты думаешь, ему было весело у нас?
Я посмотрел в запрокинутое лицо своего отпрыска, собрался с духом и ответил: «Нет».
Джастин остолбенел.
— Послушай, дорогой, — помнится, говорил я ему. — Если ты хочешь делать именно то, что хочешь ты, займись этим в одиночку. Когда впускаешь кого-то в свой мир, ты должен обращать внимание на то, что хочет делать он.
Тут мой милый мальчик посмотрел на меня снизу вверх и без затей уточнил:
— Слишком много хоккея?
Перемотаем на двадцать лет вперед — и вот я разговариваю с сорокалетним клиентом Крисом и его женой Линдой. Их брак на грани катастрофы. Крис возил Линду на Карибские острова на четыре дня в долгожданный отпуск. По словам Линды, эти четыре дня прошли примерно так: «А хочешь секса? Хочешь физической близости? Может, немного интимности?»
Хорошо ли Линда провела время?
— Нет, — отвечает она.
А Крис, простая душа, разевает рот от остолбенения.
Что я как терапевт Криса должен с ним делать? Ответ очевиден. Я рассказал ему историю про Джастина.
— У того, что я проделал с Джастином в тот день, есть название, — говорю я Крису. — Это называется воспитание. Это то, чего вы достойны и чего вам не дали. Крис, это заброшенность. Эмоциональная заброшенность. Теперь вы вынуждены тащиться в Бостон и платить мне кучу денег, чтобы я установил вам чип человеческой чуткости, который, по-хорошему, вам должны были инсталлировать в три-четыре-пять лет родители. Очень вам сочувствую, честное слово.
Одни травматичные взаимодействия — яркие примеры обессиливания («Ах ты, маленький гаденыш!»), другие — яркие примеры ложной поддержки («Ты — единственное хорошее, что есть у меня в жизни!»). Но чаще всего травмы отношений одновременно и придают, и лишают сил.