Новое «Отделение электротехники в Горной школе Колумбийского колледжа» объявило программные курсы за несколько месяцев до моего приезда в Нью-Йорк. Ныне покойный Франсис Бэкон Крокер, в то время только что назначенный преподаватель по электротехнике и мой будущий коллега и друг, должен был высказать свое мнение по поводу этих курсов. Он был очень щедр относительно теоретической части курса, полностью предоставив ее мне. Он придавал большое значение теории, хотя сам был практический инженер. Новое отделение должно было быть независимо от других отделений. Однако, у нас возникли трудности в сохранении этой независимости. Более старые технические отделения претендовали на руководство новорожденным отделением. Так например, многие химики думали, что электротехника была в сущности химией, оправдывая это мнение аккумуляторами, гальваническими элементами и электрохимическими процессами, которые составляли важную часть в электрической технике в ранний период прикладного электричества. Другие утверждали, что если обыкновенная техника заботилась о проектировании и конструкции электромагнитных генераторов и электростанций, то электротехника, поэтому, была по существу частью обыкновенной, неэлектрической техники.
Мы с Крекером утверждали, что существует наука об электричестве, являющаяся настоящей душой электротехники, и что применение других наук в электротехнике было лишь случайностью. Мы оказались победителями, несмотря на то, что в других американских высших учебных заведениях электротехника преподавалась на факультетах физики или техники. Но в те дни было нелегким делом убедить людей, что наука об электричестве с ее применением была достаточно велика и вечно будет такой, чтобы иметь свой факультет, как например, гражданская инженерная техника.
Для нового отделения в Колумбийском колледже был временно выстроен небольшой кирпичный сарай. Студенты прозвали его «коровьим хлевом», и юноше, который придумал это название, не нужно было особенно напрягать свою фантазию, потому что новое помещение действительно было похоже на коровий хлев. Лабораторное оборудование состояло из динамо, альтернатора и нескольких так называемых практических измерительных приборов. Когда я сравнил оборудование нового «Отделения электротехники Колумбийского колледжа» с оборудованием Политехнической школы в Берлине, я почувствовал себя несколько униженным, но всё же не пал духом. Я сказал Крекеру:
— Наши пушки – не велики и малочисленны, но люди, стоящие за ними, должны увеличить их размеры, если это отделение стремится чего-то достигнуть в области электротехники.
— Пупин, – ответил Крокер, – вы не имеете представления о том, как быстро растет молодой учитель, когда он начинает преподавать новый предмет слабо подготовленным ученикам.
Нам с Крокером дали понять, что всякое дополнительное оборудование в течение первого года может быть приобретено на какие угодно средства, только не на университетские. Мы собрали некоторую сумму денег, прочитав двенадцать популярных лекций, причем за каждый входной билет установили плату в десять долларов. Каждая лекция продолжалась два часа. Хотя мы и сами сомневались в качестве этих лекций, но всё же обеспечили приличную сумму. Собрав таким образом триста долларов, мы купили дополнительное оборудование. Нам пришлось много потрудиться, чтобы заработать эти триста долларов. Однако опыт, полученный нами во время этих лекций, был во много раз дороже собранных нами денег.
Наша аудитория состояла из коммерсантов и адвокатов, которые интересовались электрической промышленностью. Едва ли они имели предварительную научную подготовку. Говорить на научные темы с такими людьми требовало немало красноречия и уменья, чтобы у них хоть что-нибудь осталось в голове после этих лекций. Все они думали, что наука об электричестве только что зародилась, и что большинство ее полезных применений были достигнуты эмпирическим путем. Когда мы говорили им, что электрическая наука была одной из самых точных естественных наук, некоторые из них скептически покачивали головами. Один из моих слушателей спросил:
— Доктор, знаете ли вы что такое электричество?
— Нет, – сказал я.
Тогда последовал другой его вопрос:
— Как же тогда вы можете иметь точную науку об электричестве, если вы даже не знаете, что такое электричество.
На это я ответил:
— Знаете ли вы, что такое материя? Конечно, нет, и никто не знает этого, и тем не менее, кто будет отрицать, что имеются точные науки, изучающие материальные предметы?
Очень трудно бывает внушить людям, незнакомым с наукой, что наука изучает главным образом проявления вещей, а не их конечную природу.