О, судьба-злодейка! За что?! Не веря в происходящее, я еще и еще раз дергаю дверь бани… Бесполезно, заперто. Проклятье! Что же это делается, граждане? Какой идиот додумался устраивать здесь выходной в среду? А ведь общественная баня в Кировске только одна, вот эта самая, и идти больше некуда. Знакомых в городе нет. Значит что же – и жаркая парилка, и сладкая истома в предбаннике после ушата ледяной воды, и добрый глоток холодного пива, словом, все, о чем мы так мечтали – накрывается медным тазом? И нам придется возвращаться назад с несолоным, так сказать, хлебалом? Положение и впрямь представлялось безвыходным.
Чувствуя себя оскорбленными в лучших чувствах, нерешительно топчемся возле здания бани. Что было делать? Дяденька Мойдодыр ехидно демонстрировал нам свою тыльную часть, озабоченные своими делами угрюмые прохожие безучастно брели мимо, и лишь Сергей Миронович Киров жизнеутверждающе простирал бронзовую длань куда-то в соседний переулок… Внезапно в голове у меня сверкнула искорка надежды. «Не боись, Шура! Едем в Апатиты. Там тоже должна быть баня!»
Вообще-то, сие было еще далеко не факт. Например, наша родимая Ухта, город населением поболее, чем Апатиты, в те годы своей общественной баней не располагала вовсе. Опять же, никто не гарантировал, что это богоугодное заведение, так же, как и в Кировске, не окажется закрытым на выходной или еще какой-нибудь ремонт. Но ничего другого, как поехать туда и лично во всем удостовериться, нам уже не оставалось.
Баня в городе Апатиты, к счастью, наличествовала. Более того, она удачно располагалась буквально на въезде со стороны Кировска, в пригородном поселке Белореченском. И, слава богу, была открыта. Войдя внутрь, мы оказались в просторном до гулкости, но немного темноватом холле. Было там лишь немногим теплее, чем на улице, что несколько удивило. Та же тенденция прослеживалась и в дальнейшем. Температура в раздевалке здесь примерно соответствовала прихожей бани в Кировске, в моечной было, пожалуй, даже прохладнее, чем в нормальной раздевалке, ну, а в парной было лишь чуточку жарче, чем в обычной моечной. Несмотря на все усилия, довести в ней пар до хоть сколь-нибудь приемлемых кондиций нам так и не удалось.
Несмотря на изрядные размеры, сей храм чистоты оказался почти безлюден. Судя по всему, в отличие от своего кировского соседа, он не пользовался особой популярностью у местного населения. Понять его можно – мерзнуть, завернувшись в простыню, с таким же успехом можно и дома. И вообще, здесь было как-то неуютно. Однако выбора у нас не было и пришлось старательно пытаться ловить кайф с того, что есть. Что касается Шуры, то ему и вовсе сравнивать было не с чем, ибо в общественных банях он по жизни бывал нечасто. Поэтому он, в целом, остался доволен, хотя и обратил внимание на не вполне уместную здесь прохладу. «Это еще что! – утешил я его, – Вот когда мы с Мальцевым в прошлом году на Полярный Урал в балки под Динозавром ходили – вот там действительно было прохладно!»
Реквием Бане (лирическое отступление)
О! Когда-то ты была красой и гордостью всего Рай-Иза! Нелепей и желаннее тебя не встречал я на своем жизненном пути, и уже вряд ли встречу!
В те далекие годы возвышалась ты на крутом берегу прозрачного, как слеза, горного ручья с дурацким названием Нырдвоменшор, неизменно потрясая проходящих мимо туристов редкостной убогостью дизайна и полной своей функциональной никчемностью. Особенно в зимнее время, которое в горах Заполярья, как известно, длится месяцев девять. Ибо, наспех сколоченная из горбыля и кое-где обтянутая рубероидом, имела ты в тонюсеньких стенах своих щели знатные, коих было столь много, что тепло ты держала немногим лучше, чем клетка из проволочной сетки. Плюс вечная проблема дефицита топлива – леса-то здесь никакого нет, а в изобилии одни лишь камни!
Но наплевать было нам на все эти обстоятельства! Был месяц май, погода стояла прекрасная, солнечная и всего-то чуть ниже нуля, и белоснежные вершины красиво вырисовывались на фоне синего неба… И было нас тогда, в разгар туристического сезона (вот диво!), всего двое на все ущелье – я и Серега Мальцев. И изо всех сил хотелось нам чего-то чистого и прекрасного!
«Чистое и прекрасное», устремив в небеса ржавую прохудившуюся трубу, стояло неподалеку, в сотне метров от двух обшарпанных балков, где мы расположились, и имело столь же неказистый вид. Что ожидали мы увидеть, войдя внутрь? Может быть, большую кучу в углу? Кто знает, кто знает… Но увидели мы там безупречно чистый пол, удобную деревянную скамейку, обложенную булыжниками железную печку и даже… две настоящие банные шайки, аккуратно расставленные на скамейке! И, хотя водруженная на печку двухсотлитровая железная же бочка была вместо воды на добрую треть забита льдом (что, вообще говоря, с учетом всего прочего, ставило под сомнение принципиальную возможность когда-либо увидеть ее заполненной мало-мальски горячей водой), решение я принял, не задумываясь: бане сегодня – быть!