От кочевья к оседлости

— Распишись вот тут, — сухо говорит он. — Да поразборчивее.

Получив деньги, Чойнроз торопливо выбегает на улицу. Верно говорится: добрая слава камнем лежит, а дурная — птицей летит. Ох, нелегко будет вернуть себе доброе имя. Ну, а эти деньги Чойнроз возвратит объединению, не такой он человек, чтобы долги не возвращать. Занятый этими мыслями, Чойнроз не сразу замечает девушку, идущую немного впереди него по дороге, а как только заметил, тотчас и узнал ее — по особой легкости в поступи и по ладной, крепко сбитой фигурке.

— Неужто ты, Цэвэл? Здравствуй! Куда торопишься, ранняя птаха?

— На стройку, я теперь буду работать в молодежной бригаде, — отвечает Цэвэл.

— Значит, нам по пути, я ведь тоже туда иду.

До места работы они шли молча. Цэвэл была занята своими мыслями, а Чойнроз не решался первым вступать в разговор. Он лишь искоса поглядывал на нежный девичий профиль и чувствовал, как знакомая щемящая боль поднимается в нем с новой силой. Давно, еще подростком, заглядывался он тайком на дочку Дамбия. Но она ни разу не удостоила его взглядом. В последние годы он особенно много думал о ней, воспоминания о Цэвэл служили ему отрадой. Что говорить, не такой рисовалась ему встреча с ней. Но что поделаешь! Остается только запастись терпением, доказать Цэвэл, что он стал другим. «Интересно, о чем она сейчас думает?» — гадал Чойнроз, но спрашивать не решался.

Цэвэл определили в бригаду девчат, которыми командовала разбитная и решительная молодка по имени Дэмбэрэл. Девушки, словно стайка воробьев, слетелись к Цэвэл.

— Наконец-то надумала!

— Петь умеешь? А шить, вышивать? — засыпали ее вопросами.

Цэвэл растерялась. Она еще дичилась, не знала, как себя вести. Так и не добившись от нее ответа, Дэмбэрэл озабоченно сказала:

— Если ты будешь молчать, то как я узнаю, в какой кружок тебя записать?

Все разошлись по рабочим местам. Кто-то за спиной Цэвэл весело сказал:

— Слова клещами не вытянешь из этой Несмеяны.

Прозвище показалось настолько удачным, что тотчас прилепилось к Цэвэл. Девушки думали, что она намеренно сторонится их, задается. И никто не заметил, что за высокомерной замкнутостью прячутся обыкновенная растерянность и робость.

Никакой рабочей специальности у Цэвэл, разумеется, не было, и на первых порах ее поставили разнорабочей. Небольшими партиями, чтобы не надорваться, — за этим зорко следила сама Дэмбэрэл, — она подносила девушкам песок и глину. Усталости она не чувствовала — Цэвэл, истинная дочь потомственных скотоводов, с раннего детства изведала, что такое физический труд. Уже с пяти лет она целыми днями бродила по пастбищу, собирая аргал в корзину, потом ей поручили подкладывать новорожденных ягнят к маткам. Ноги Цэвэл, а она все лето напролет ходила босиком, покрывались глубокими болезненными трещинами. Только одной бабушке и решалась она жаловаться. Тогда старуха растапливала на огне немного бараньего жира и заливала трещинки.

Росла Цэвэл одиноко. Так вышло, что в их хотоне у нее не было сверстниц-подружек, а разъезжать по соседним аилам времени не было. Родители держали ее в строгости, полагая скромность высшей девичьей добродетелью. Ей не разрешалось, например, первой заговаривать со старшими, а когда в юрте появлялись посторонние, ей полагалось удалиться.

Образования она не получила. Из сомонной школы, куда она поступила учиться, родители частенько под различными предлогами забирали девочку домой — в хозяйстве вечно ощущалась нехватка рабочих рук, и в результате Цэвэл проучилась всего четыре года в начальной школе. Позднее родители раскаялись, наблюдая не без тайной зависти, какими учеными вырастают сверстники их дочери. Дамбий не раз сокрушался, что у них дочка неученая, а Бадам утешала: «У нас одно дитя, а было бы несколько, тогда и разговор был бы другой — одного можно было бы себе в поддержку оставить, остальных послать учиться». Втайне Бадам была уверена: ежели девушка хороша собой, то ей и образование ни к чему, главное — удачно выйти замуж. А с хорошим мужем она всегда проживет как за каменной стеной.

А Цэвэл все эти годы томилась тайной мечтой об иной жизни, той незнакомой и даже таинственной, которая кипела вокруг. Хотелось любви и счастья. С открытым сердцем пришла она в стройбригаду, но, очевидно, не пришлась ко двору, иначе не прозвали бы ее товарки царевной Несмеяной. Какая она царевна! Может, пожаловаться Магнаю, секретарю ревсомольской ячейки? От этой мысли Цэвэл тут же отказалась — негоже начинать новую жизнь с жалоб да нытья.

А вскоре закончили сооружение бани. Обновить это замечательное заведение должны были молодые строители. К этому времени позабылось предложение первыми отмыть добела Липучку и Ундрах — молодые сердца не злопамятны.