Контекст иной, но логика прекрасна и неподвластна времени. Спросите себя: как мы можем поддержать и сохранить права каждого живого существа на его долю в мире изобилия? Как мы можем любить детей всех видов – а не только своих – во все времена? Представьте себе, как будет выглядеть мир процветания и здоровья в будущем, и приступите к его проектированию прямо сейчас. Что будет означать вновь стать своими здесь, на Земле, – в доме
Make industry cool again
Вспомните стихи Маяковского: «Энтузиазм, разрастайся и длись фабричным сиянием радужным»[64]
. Заводы, паровозы, мосты и дымные кирпичные трубы – это прогресс, это энтузиазм. Сегодня люди предпочитают, чтобы заводы не попадались им на глаза. Уродливые, грязные и устаревшие, они отталкивают, а не привлекают. Даже технологические компании лишились своего недавнего шарма: дроны-убийцы, Cambridge Analytica и китайская система социального рейтинга развеяли, кажется, последние иллюзии идеи технологического прогресса. Невозможно вообразить зеленый завод-сад, с вытекающей из труб чистой водой, с прозрачными стенами и клумбами на крыше. Это кажется утопией.Итак, промышленное производство и прогресс будто бы потеряли все свое очарование. Смогут ли люди влюбиться в заводы еще раз?
В XIX веке промышленная революция обещает изобилие, благополучие и комфорт – сначала для немногих, зато в будущем, вероятно, для всех. Восставшие луддиты и недовольные поэты остаются маргинальным меньшинством. Экологические последствия уже очевидны, но природные богатства кажутся неисчерпаемыми: Тропическая Африка, Сибирь, Австралия и бо́льшая часть Америки лежали почти нетронутыми, не говоря уже об океанах и полярных широтах. Дальше – больше. Двадцатый век, экономический рост и технологический прогресс стали консенсусом послевоенных золотых десятилетий. Тень атомной войны неотступно преследует людей, но игра, кажется, стоит свеч. Эксперименты с первыми роботами и покорение космоса дают удивительный простор фантазии. Оптимистичная технофилия музыки Kraftwerk и фильмов вроде «Звездного пути» зачаровывает и удивляет и сейчас, много лет спустя.
Все это продолжалось недолго. Уже к 1980-м годам цена бесконечного роста стала очевидной. Кислотные дожди, озоновые дыры и аварии на АЭС поставили промышленную экспансию под вопрос; повсеместно возникли движения зеленых. Вскоре шахты и фабрики были перенесены в Китай, Бангладеш и Вьетнам – подальше от протестов и поближе к дешевой и бесправной рабочей силе. Через какое-то время форель снова заселила посветлевший Рейн, а восстановленные леса зазеленели на склонах Альп. Заброшенные поля стран бывшего Советского Союза покрылись молодым березняком (пусть здесь этому рады немногие). Однако вывод грязных производств в страны третьего мира и ужесточение экологического регулирования не принесли большого облегчения: сейчас климат меняется в глобальном масштабе. Разливы топлива и острова из мусора угрожают Мировому океану. Леса Австралии, Сибири и Амазонии – в огне антропогенных пожаров. Пустыня Сахара наступает на плодородные земли, а полярные шапки неумолимо тают. Годы политики сдерживания не дали ощутимого результата; все больше ученых и активистов говорят о том, что экологический кризис зашел слишком далеко.
На этом фоне неудивительно, что слоган
Книга Уильяма МакДонаха и Михаэля Браунгарта «От колыбели до колыбели» может приблизить нас к ответу. Не человек как вид представляет угрозу. И даже не прогресс как таковой, а конкретные практики, которые были придуманы людьми – и от которых люди могут отказаться. Новый способ производства должен стать решением.
Традиционные подходы к решению экологического кризиса потерпели поражение, доказывают Браунгарт и МакДонах.