От Копакабаны до Амазонки

18 мая 1963 года для добычи графита, значение которого с ростом цен на мировом рынке поднимается, была создана смешанная компания: Гояс внес большую часть, меньшую — индустриальная фирма из Сан-Паулу. Месторождение занимает 80 квадратных километров. В Уруасу на тех же началах будут эксплуатироваться месторождения меди, свинца и цинка. Запасы свинца, кажется, превышают самые радужные предположения. Другая смешанная фирма организована для добычи асбеста, но уже с участием швейцарских капиталов. Торий и уран пока лежат без движения. Американские власти добивались разрешения на разведку и добычу, но бразильское военное министерство недавно отказало им: военная тайна. Пальма бабасу дает плоды, из кожуры которых жмут ценнейшее промышленное масло. Предложений хоть отбавляй, но для этого сырье надо везти, как обычно, в Сан-Паулу. Как вести речь о развитии Гояса, если возить сырье за тридевять земель? В Германской Демократической Республике сконструировали машину, которая разбивает плоды, сохраняя при этом оболочку семян, и в том же процессе жмет из нее масло. Ее намерены купить и установить на месте, а расплачиваться продукцией. Что касается манго, древесина которого ценнее палисандра, то правительство без лишних разговоров закрыло американскую фирму, изготовлявшую из нее железно дорожные шпалы, и теперь Гояс сам будет торговать ею. Золото, алмазы, хрусталь, уголь, железо. Гояс гораздо больше, чем потенциальный Рур тропиков: с одними лишь перечисленными ископаемыми Бразилия может претендовать на мировое значение.

Все интеллигенты, которые попадались мне от Рио до Белена, в один голос советовали: «Постарайтесь встретиться с ректором университета Дарси Рибейро»[73]. Этого антрополога, проведшего долгие годы в джунглях бок о бок с индейцами, затем министра образования при Куадросе, я представлял себе седеньким профессором, чуточку скептиком и брюзгой; я увидел совсем молодого человека, которому ни за что не дашь сорока, с лучистыми смешливыми глазами, подвижным умным лицом, быстрого на мысль и острого на слово, четкого и недвусмысленного в своих симпатиях и суждениях, что не исключает ни гибкости в политике, ни тонкости в улавливании нюансов. Человек действия, широкий ум. Вместе с Оскаром Нимайером он с упрямым энтузиазмом создает университет, которому суждено еще не раз подивить мир.

Все здесь делается наново — начиная с планировкй помещений, подвижных стенок и внутренних садиков, кончая формой аудиторий, системой выплаты стипендий и загрузки профессоров; здесь высшее образование будет связано с конкретными исследованиями, будет привлечен постоянный контингент преподавателей-иностранцев… «Бразилец, — говорит Дарси Рибейро, — это открытое поле. Мулат, кабокло, метис, в котором смешаны все расы и крови, ой не несет в себе архаичных традиций или древней культуры, никаких устойчивых привычек, у него нет наследства, он нов. В этом его величие и слабость. Выход из своих затруднений мы ищем вне всякой традиционной схемы, не цепляясь ни за одну готовую формулу. Типичные представители нашей когорты? Для интеллигенции: Селсе Фуртаду, который, вобрав в себя без предвзятости мировой экономический опыт, применяет его на северо-востоке; для трудящихся: рабочий-краснодеревщик с университетской стройки, который делает по заказу любую мебель, изготавливает для этого инструмент, а увидев однажды на аэродроме «каравеллу», облазил ее всю, а потом вычертил и смастерил турбину для катера…»

Мне удалось вызвать на откровенность лиц, просивших не упоминать их имен. Один из них синтезирует причины, объясняющие самоубийство Варгаса, отречение Куадроса и противоречивые для постороннего глаза шаги Жоао Гуларта: «Мы пойдем на все, лишь бы избежать потрясений. Речь больше не идет о революции, но об эволюции. Результатом потрясения был бы раскол страны на две части, новая Корея или Вьетнам: американцы на юге, гериллейрос[74] на северо-востоке и в Амазонии. Пока американцы не оправились от нанесенного Кубой удара, надо заставить их согласиться с нашими реформами.