Каждый раз тело получало телеграмму от разума, что завтра тренировка (или что она была вчера), соответственно пить нельзя никоим образом. Памятуя о том, что мышцам нужен белок, Павлик потреблял кефир в немыслимых дозах, успокаивая себя тем, что в нем тоже есть спирт, таскал его с собой в бары и пил из пол-литровых кружек.
Первые два года после того, как я сознательно отказался от прежнего образа жизни, и стал заниматься спортом, мой организм пытался понять: это всерьез, или так, рекламная пауза. Он потихоньку перестраивался. Было чрезвычайно тяжело, прежде всего, психологически. Каждый раз, когда на столе оказывалась бутылка водки, я готов был задвинуть свой тренажерный зал куда подальше и набухаться в стельку, чтобы вползти этой стелькой в ботинок привычного кайфа. Try walking in my shoes. Тем паче, что компания всегда была теплее некуда, просто пышущая жаром печка с изразцами, а не компания. Бывало, что я не выдерживал.
Раз с Жекой мы дернули хорошенько в «Горе» и поехали к Сенникову. Постояли в Александровском парке возле метро «Горьковская», наблюдая, как кроны тополей чернеют под мощной струей жидкости, бывшей до попадания в организм пивом и водкой. Созерцание деревьев было нарушено появлением служителей правопорядка. Нас посадили в обезьянник рядом с Сытным рынком, он выглядел, как натуральная клетка в зоопарке – с луной в решетчатом потолке. Потом запихнули в задницу автомобиля «УАЗ» и повезли в вытрезвитель. По дороге я пытался неровным голосом вещать о правах человека, пока мне крикнули:
– Заткнись!
В вытрезвителе нас осмотрела тетенька-врач и отправила в отделение. Там, как водится, вся наша наличность была изъята в фонд голодающих хомячков Новой Зеландии, и, промурыжив час, нас отпустили. У Сенникова были уже ночью. «Пить вредно, и небезопасно», – думал Павлик, засыпая.
Я начал совершать вечерне-ночные пробежки. Более искушенные в данного рода вопросах люди подсказали, что утром бегать нежелательно. Поэтому поздним вечером, когда все наркоманы Веселого поселка ловили очередной приход и смотрели на мир предельно суженными или расширенными (в зависимости от того, чем они ширнулись) зрачками, я бежал. Бежал от своего прошлого, от своего бывшего «я», бежал по газонам, лавируя между миниатюрными пирамидками собачьих фекалий, потому что по асфальту бегать вредно. Ступням требовалась мягкая земля. Вокалист должен бегать. Это меня подстегивало еще больше. Я пытался почувствовать движения живота, чтоб потом вспомнить об этом во время пения.
После пробежек, приняв душ, я стал замечать, что ощущаю себя по-новому, что это тоже своего рода приход, который помогает адаптироваться к реальности. Мысли прочищаются, если они были нефтью, то стали бензином, и теперь у мозга есть топливо.
В тренажерном зале я быстро избавился от комплекса неполноценности, и начал заниматься в полную силу, тем более что помимо одногруппника Димы, нашлось еще несколько качкистов с других факультетов, с которыми отношения заладились. Тренировались в основном по вечерам три раза в неделю, но иногда я заглядывал еще и днем, прогуливая лекции.
В зале есть очень важный момент, который помогает наладить контакт с окружающими – страховка. Как правило, люди работают над одной группой мышц, совершая три-пять подходов. Первый подход – разминочный, второй, чтоб вперло, а третий-четвертый на силу, с максимальным весом. Мышцы реагируют не только на чисто физическое воздействие. Мышцы, как это не парадоксально звучит, нужно обманывать, их нужно приучать к мысли, что они могут больше. Если ты тягаешь вес, который взять не можешь, но настроен на то, чтобы его взять, то в следующий раз, или через раз, ты его обязательно одолеешь. Мне эта тактика не близка, она более подходит профессиональным культуристам, но дело в другом. В любом тренажерном зале можно обратиться к ЛЮБОМУ человеку, который занимается вместе с тобой, и даже если вы в первый раз друг друга видите, он обязательно тебя подстрахует. Со стороны это выглядит довольно глупо – один человек жмет с груди штангу, другой стоит над ним, и помогает первому. Зачем заниматься подобными вещами, когда можно скинуть пару блинов, и не париться, заниматься в одиночку? Но дело в том, что финальный подход, когда ты рвешь гриф из последних сил, и говорит мышечной массе: «Это то, на что нужно рассчитывать». Качки орут, как полоумные, не для понтов, это действительно помогает. И если человек тебе пособил, то у вас установилась связь, появилось чувство локтя. Люди видят, что у них одно общее дело – это сближает. Ты начинаешь ощущать себя частью общего механизма, понимаешь, что ты не один такой.
Отрезок восьмой