От косяка до штанги

Покинув ее обиталище с еле отапливаемыми батареями, я вернулся в круг повседневности, но голова была полна Машей.

Она отказывалась брить ноги и складывать деньги в кошелек. Так и хранились они по карманам в виде разноцветных оберток. Доставая охапку скомканной бумаги, она могла запросто выдать кассирше сто рублей вместо десяти и наоборот. Кассирша ругалась, разворачивала купюры, пытаясь вернуть им опрятный вид, что было бесполезно.

Ее не раз насиловали. С этого начал первый мужчина, выдав ей тем самым инструкцию на будущее, как нельзя начинать свою половую жизнь. Увы, точка отсчета в таких делах всего одна. Ее же вместо точки угораздило окреститься пятном. Для меня, семнадцатилетнего цыпы, это все было, как обухом по голове. Каждая ступенька в ее парадной была вымазана моими соплями.

Я пытался выпытать, что это был за представитель рода человеческого, который поступил таким неделикатным образом с пятнадцатилетней девочкой. Она, естественно, не помнила. Тип из эфира.

Был в свое время, когда паук, соткавший мировую паутину интернета еще даже не помышлял тянуть свои щупальца к советским телесетям, такой молодежный способ проведения свободного времени, как газета «Сорока», предварившая появление интернетовских чатов. В ней помещались объявления, содержание которых могло бы поконкурировать с монологами Бьюиса и Баттхеда. Мальчики и девочки вырезали купоны, заполняли их загогулинами печатных букв, отправляли в редакцию, и с нетерпением человека, страдающего диареей, ждали выхода номера. Потом читали свои подростковые излияния и были счастливы. Или несчастливы, если их персону кто-то обидел. Сорокоманы встречались каждую неделю то на Черной речке, то в Трубе.

Аналогом «Сороки», только более живым, был эфир. Звонишь на определенный номер и попадаешь в эфирное пространство, где общаешься не с одним абонентом, а сразу с несколькими. И каждый, кто знал этот номер, мог присоединиться к общей болтовне.

У всех эфирщиков были свои клички. Встречались они по субботам на площади перед Финляндским вокзалом, где Ленин тянет руку в поисках еще одной кепки. Наверное, это представляло определенный интерес: посмотреть на персонажей, которых ты не видел, а только слышал. И голос служил единственным источником информации о внешности человека.

Этому типу было под сорокет, он затащил Машу к себе домой. Дело происходило где-то на Гражданке. Она, клуша малолетняя, повелась на россказни бывалого увальня, за что и схлопотала по полной программе уголовного кодекса. Замечательный дебют на арене секса. Я доставал ее расспросами о местожительстве ее первого мужчины, но она даже улицы не могла вспомнить, чего уж там говорить о номере дома и квартиры. Да и прошло с тех пор больше года.

В другой знаменательный раз она села к ментам в «ГАЗон», и те подвезли ее до следующего изнасилования, растянув девочку на троих. Выкинули у станции метро и уехали исполнять опасную и трудную службу, не видную на первый взгляд. Все это я переваривал и пытался понять, какого ж рожна на одну голову, такую красивую и молодую, свалилось столько дерьма.

А потом Маша отправилась в Москву то ли к тете, то ли к бабушке, и там стала зарабатывать деньги нехитрым способом, для которого ни лицензии, ни диплома не нужно. Разумеется, под присмотром заботливого сутенера, обучившего ее азам камасутры по-русски.

По возвращению в Питер, ее угораздило встретиться со мной в тот самый моменту, когда я планировал очередную поездку в Астрахань с длинноволосым парнем, знавшим секрет жизни. Секрет этот заключался в следующем: есть способ избегать конфликтных ситуаций.

Отрезок десятый

Я встречал не так много психически уравновешенных личностей. Мне постоянно приходилось и приходится общаться с истеричками (явными и неявными). Серега был человеком с проволочными нервами, которые загибались в разные стороны, в зависимости от обстоятельств. Эластичность его характера не сразу бросалась в глаза. Поначалу казалось, что человек просто сроднился с марихуаной, которая заменила ему волю и план действий на завтра. Но, познакомившись с ним поближе, становилось понятно, что излучаемый этим типом пофигизм, есть следствие натуры, а не результат внешних воздействий.

Ему было двадцать три года (против моих семнадцати). Он был родом из Москвы, а в Питере просто колбасился, что было свойственно тогда многим москвичам. Лет в шестнадцать ему случилось откровение из неизвестных источников о прелести цветных металлов, которую они приобретают, если сдаешь их в нужные руки. Он еще застал то время, когда, всучив сторожу бутылку водки, можно было ночью подогнать к заводским воротам грузовик, и забить его кузов медными и латунными болванками.