От Красного террора к мафиозному государству: спецслужбы России в борьбе за мировое господство (1917-2036)

Формальное назначение Сталина на пост генерального секретаря партии в апреле 1922 года не было началом восхождения Сталина к власти, а скорее явилось признанием того факта, что Сталин уже сосредоточил в своих руках необъятную власть. Возможность восхождения Сталина к власти в самом начале 1920-х предопределялась двумя факторами: болезненным состоянием Ленина, помешавшим тонкому психологу внутрипартийной борьбы предотвратить восхождение своего политического (и даже физического) убийцы; и личными качествами Сталина.

В западной историографии принято сохранять определенный дипломатический этикет и не называть вещи своими именами. Здесь не место искать первопричины самоцензуры многочисленных западных авторов. Отметим только, что с крушением Советского Союза почувствовали себя свободнее и западные исследователи. Вот как характеризует Сталина в своей последней книге известный американский историк, дипломат, политический и общественный деятель Дж. Кеннан:

Сталин представляется мне человеком, применительно к которому слово «негодяй» — огромная недооценка. Зависть, подозрительность, с явной наклонностью к садизму, поистине безграничная и сумасшедшая ревность в дополнение к столь же безграничным амбициям были его главными качествами124.

С этой характеристикой Сталина трудно не согласиться. Именно этот человек в 1922 году, заимствовав самые гадкие черты Ленина и Свердлова, стал восходить к руководству в партии и государстве.

До Восьмого съезда РКП(б) генсеком был Свердлов. Секретариат ЦК, как тогда говорили, находился в его записной книжке. Ответственным секретарем ЦК была Стасова, затем Крестинский, затем Молотов. Из членов Политбюро, избранных после Одиннадцатого съезда партии (Ленин, Зиновьев, Каменев, Рыков, Сталин, Томский, Троцкий), выбор, как на генсека, пал на Сталина. Отметим, что до начала болезни Ленина никаких серьезных политических разногласий между председателем Совнаркома и Сталиным не было. Так, 28 марта 1922 года Ленин публично защищает Сталина, а не Е. А. Преображенского, показывая всем делегатам Одиннадцатого съезда, на чьей он стороне, причем защищает Ленин Сталина по тем вопросам, которые буквально через несколько недель составят основу политического конфликта со Сталиным: национальная политика и Рабкрин (Рабоче-крестьянская инспекция)125.

О болезненном состоянии Ленина мы знаем из многих источников. 3 марта 1921 года он пишет записку Каменеву, впервые опубликованную в 1989-м:

Вижу, что на съезде, вероятно, не смогу читать доклада. Ухудшение в болезни после трех месяцев лечения явное […] Я попробую готовиться. Но готовьтесь и Вы. На съезде и пленуме ЦК важен и мой доклад. Очень боюсь, что ни там, ни здесь не смогу. […] Имейте в виду, что обмен коротенькими записочками […] нервы выносят лучше разговоров (ибо я могу обдумать, отложить на час и т. д. Оч[ень] прошу поэтому завести стенографистку и чаще посылать мне (перед Пол[ит]бюро) записки в 5–10 строк. Я подумаю час-два и отвечу126.

Думать час-два над запиской в несколько строк — это уже не Ленин октября 1917 года!

«Здоровье Ленина резко надломилось в конце 1921 года»127, — вспоминал Троцкий.

Наблюдательный Сталин не мог не знать, что Ленин заболевает. По линии ЦК и ВЧК об этом, разумеется, знал и Дзержинский. Отметим также, что март 1921 года, когда писалась записка Ленина Каменеву, — месяц и год введения в советской России Новой экономической политики (НЭП), провозглашенной Десятым партийным съездом.

По непопулярности в партии НЭП мог сравниться только с Брестским миром. Это был второй оппортунистический шага Ленина как коммуниста. Точнее — компромисс на внутреннем фронте (НЭП) явился следствием компромисса на фронте внешнем (Брестское соглашение и отказ от перманентной революционной войны), о чем предупреждали Ленина многочисленные противники Брестского мира, от Троцкого до левых коммунистов.