— Анна! — втесался в разговор подвыпивший и распаленный Фарнезе, — Арли знает что говорит, он держит нос по ветру. — Он выразительно постучал себе пальцем по носу. — Чует, как современные идеи разлагаются и воняют. Идеи традиции снова войдут в жизнь людей, хотя бы тех, кто еще не совсем ополоумел…
— Если так, то, конечно, я согласна, — Анна заразилась от него энтузиазмом. Промочила пересохшее от волнения горло глотком вина. Улыбнулась, — я полагаюсь на ваш опыт и авторитет…
— Мы возвращаемся в Италию! — на весь зал воскликнул Фарнезе, поднимая бокал с вином. — Нам нечего больше делать в этом королевстве! Там обо все и договоритесь…. Пока же Анне предстояло «сделать одолжение» Фарнезе, несмотря на всю его абсурдность. Подстегнутая ревностью, она надеялась, что недолговременная интрига с Арли может быть заставит и Фарнезе ревновать.
13. Вульгарное предложение
Рим млел под апрельским солнцем, растянувшись на семи холмах своими историческими улицами с бессмертными памятниками архитектуры, искусства и религии, и современными образованиями с жилыми кварталами, уютными внутренними двориками, магазинами разного назначения, тесными бутиками с приемлемыми ценами, дорогими ресторанами доступными для всех ресторанчиками с хорошей кухней.
Анна пила кофе на ажурном балкончике, увитом домашней зеленью. Смотрела, как соседка с нижнего этажа оседлала свой скутер. Потом, вскинув голову в белом шлеме, махнула ей рукой и звонко крикнула:
— Хорошего дня, Аня! — и привычно нажала на педаль, заводя мотор скутера.
— Хорошего дня, Марсела! — ответила Анна и тоже махнула рукой. Проводила взглядом скутер, который, громко треща, лихо нырнул в арку между домами. Подумала, что хорошего дня опять не предвидится. В лучшем случае, они поругаются с Паоло из-за какой-нибудь мелочи, еще хуже, если он снова оставит ее одну, а сам пойдет по своим «тантрическим» делам и вернется пьяный, в воинственном настроении.
Они жили на тихой улочке, в трехэтажном доме, выкрашенном в приветливый персиковый цвет, с окнами в белых наличниках. Зажатый между домами дворик, выложенный потертой плиткой и заставленный кадками с цветами и кустарниками, был живописным произведением городского ландшафта. Соседи типичные итальянцы, довольные жизнью, крикливые, добрые и небогатые. Фарнезе держался особняком по отношению к ним, не считал нужными говорить с ними.
Но его вполне устраивало местоположение улицы и дома, — до встречи с Анной он время от времени жил здесь, — теперь арендовал еще одну квартиру, потому, что в двух комнатах ужиться с кем-либо он не мог.
Можно сказать, что Анна и Фарнезе ходили друг к другу в гости. Причем он мог прийти в любое время дня и ночи, а Анна должна была ждать «аудиенции». К ней он обычно приходил в плохом настроении, устраивал громкие «итальянские скандалы», подходящие больше какому-нибудь римскому пьянице, чем аристократу. Остывал быстро, просил прощения, даже говорил, что любит.
Анна с легкостью его прощала, потому что, как ей казалось, любила, но нервы он ей потрепал изрядно. Однажды она заметила, как сильно у нее задрожали руки, когда Паоло в очередной раз начал придираться к ней. Руки она спрятала за спину и смиренно промолчала.
— Ты ни на что серьезное не способна! — начал он негромко. Потом с каждым словом голос его повышался, пока не переходил на крик. — Только и можешь, что трепаться по телефону с Эллис и болтать с балкона с этой Марселой! Лучше бы побыстрее выучила итальянский, надоел твой стерильный английский!
И далее; она такая сякая.
— Да если бы я тебя не трахнул, ты до сих пор вздыхала бы о том волосатике с подиума! Скажи, ты ведь так и не трахнулась с Шарлем…? Конечно, нет! Ты даже этого сухого и полудохлого эстета не можешь размочить…
В такие моменты в Анне просыпались юношеские, выдрессированные, однако, в любой момент готовые выйти из-под контроля эмоции. Злость, обида, желание хлопнуть дверью и уйти, предварительно обозвав Паоло «вертлявым итальяшкой».
Сегодня Фарнезе пришел трезвый. Вышел на балкон, где Анна допивала свой кофе. Выглядел он подтянуто, бодро, будто и не приходил последние три дня в сильном подпитии. На нем прекрасно сидели черные брюки, свежая белая рубашка при движении красиво морщинилась на его крепком торсе. Облокотившись на балконные перила, он посмотрел на пустой двор, потом на Анну и просто сказал:
— Доброе утро!
— Доброе! — ответила Анна и, встав со стульчика, с демонстративным пренебрежением ушла с балкона.
В комнате она сняла сорочку, распахнула дверцы шкафа и стала искать платье.
Фарнезе постоял в балконном проеме, посмотрел на нее, обнаженную, и предложил:
— Почему бы нам ни пожениться. Я решил это на лестничной клетке.
Сняв с вешалки цветное платье, Анна приложила его к себе, чтобы прикинуть, подойдет ли оно к сегодняшнему дню. Посмотрелась в зеркало. Нет, не подойдет! Ее будущему мужу не нравятся цветастые платья, он любит яркие цвета в отдельности. Повесила платье на место. И, посмотрев на него через плечо, ответила недоверчиво: