От кутюр

Французское такси остановилось перед домом Шарля. Выйдя, Анна позвонила в домофон, ей открыли, и она вошла в большой холл. Дверь в квартиру на втором этаже была приоткрыта, Анна громко сказала «bonjour!», и вошла в длинную прихожую. Ей навстречу выбежал угловатый мальчик в джинсах и футболке. Увидев незнакомку, он вдруг встал, как вкопанный, часто моргая большими карими глазами.

— Привет! Ты Жозеф! — догадалась Анна. Улыбнулась, — да или нет?

— Меня зовут Жозеф Арли, — подтвердил мальчик на плохом английском.

— Меня зовут Анна, — представилась Анна, поразившись нелепости сказанного. А ведь именно примерно так она общалась с детьми, когда начинала работать няней. — Ты говоришь по-английски…?

— Я не разрешаю ему говорить по-английски, — из комнаты раздался голос Шарля. Анна прошла туда, оставив чемодан в прихожей. Застала Шарля в кресле, он читал газету, но бросил ее на стол и встал, чтобы поприветствовать гостью. — Добрый день! Как дела?

— Так себе, — уклончиво ответила Анна, не уклонившись от поцелуев в обе щеки. — Как ваше здоровье?

— У меня его нет, — развел руками Шарль. Выглядел он действительно плохо; был очень худым, слабым и бледным до желтизны. — Но врачи говорят, я буду жить. Более того, я после долгого перерыва возвращаюсь к работе…

— Это прекрасно!

И ни слова о любви. Казалось, по телефону с ней разговаривал один человек, а сейчас говорил совсем другой, — манерный, с вышколенными эмоциями и отрешенным взглядом.

Теперь Анне не пришлось готовить ужин. Его приготовила пожилая негритянка Фатима, которая присматривала и за мальчиком, и за домом. Это было разорительно для домашнего бюджета доктора философии, но ничего другого Шарль придумать не мог. Только женщина могла навести порядок в доме и позаботиться о Жозефе. О себе Шарль не думал, говорил, что, ему нужны только кофе, уединение и работа. Однако в его словах и жестах была слышна усталость от неустроенного быта и одиночества.

— Я прилетела, бросив все, — сказала Анна, — не для того, чтобы пить кофе и гулять по Парижу. Я прилетела к вам, — она положила ладонь ему на плечо, посмотрела ему в глаза. — Пока не знаю, как, но буду вам помогать…

— Спасибо, моя дорогая! — Шарль довольно улыбнулся.

Утром Анна, помогая Жозефу одеваться в школу, выслушала французское ворчание домработницы. Шарль, войдя в детскую, перевел:

— Занималась бы лучше месье, ничего тут ей делать…

— Скажите ей, что меня хватит на двоих, — улыбнулась Анна. — Или вы с ней согласны?

Шарль задумался. Погладил сына по голове и велел идти завтракать. Когда тот вышел из детской, он, наконец, заговорил о главном:

— Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Но прежде, разумеется, вам нужно расстаться с Фарнезе, если вы, конечно, скажете мне «да». Мне нужна жена, а не мать Жозефа!

Анна присела на край кровати, подумала немного, и спросила:

— Вы любите меня, Шарль?

— Да, я ни раз говорил об этом, — ответил Шарль ровно. — Вам этого мало или вы мне не верите?

— Вы иногда так холодны, что я не знаю… — ответила Анна, нервничая, потирала ладони и пряча глаза.

— Я холоден с чужой женой, хотя и не холоден вовсе. Осторожен, — заговорил Шарль. — К сожалению, я хорошо воспитан, я не привык брать чужое…

— Простите меня, — повинилась Анна, — вы, конечно, правы. Я поговорю с Паоло. Мне хочется покоя и определенности, только вы можете мне их дать…

Ближе к вечеру позвонил муж и без предисловий пригласил ее в Рим. Анна чуть не выпалила: «не поздно ли, Паоло, ты захотел меня… встроить в свою жизнь или ты делаешь это назло Шарлю?» — но не хватило итальянского словарного запаса и смелости. Поэтому она лишь нервно ответила, что будет в Риме, как только сможет. «Поторопись!» — буркнул Фарнезе и положил трубку, видимо, раздраженный и недовольный ее ответом.

— Нужно лететь, — сказала Анна Шарлю. Настроена она была решительно и почти воинственно. — Я не задержусь, обещаю…

«»»»»

В Риме она напоролась на бурные выпады Фарнезе, который не хотел ничего слышать ни о каком разводе. Его не интересовало, с кем Анна спала, это ее дело. Оно не задевало его ни с сердечной стороны, ни со стороны элементарного приличия. Их общим делом он считал выставку, она могла разжечь любопытство публики к имени Анны Фарнезе и к картинам самого Фарнезе; где обывательское любопытство, там деньги.

Во все времена в моде были скандалы или перипетии личной жизни художников. Невозможно заставить публику купить картину исключительно ради культурологического интереса. Такой интерес удел немногих специалистов, у которых обычно есть одна возможность увидеть «мазки, светотени, характер» картин, — прийти в галерею и долго стоять перед вожделенными произведениями, разглядывая каждый их сантиметр. Публика с деньгами обычно не имела «квалификацию» для того, чтобы оценить художественные достоинства и «высшие смыслы» произведений, поэтому они обязательно должны были нести в себе роковые тайны или банальные измены. На этот раз Фарнезе собирался показать толстосумам спину своей жены в разных контекстах, даже в политическом…