От легенды до легенды (сборник)

Дядя принялся что-то доказывать де Шавине, тетя отвлекла маму от любовных похождений еще не коронованного красавца Луи, папа рассеянно посоветовал дорогому наследнику отказаться от титула и вступить в партию радикалов прежде, чем титул откажется от него. Дядя от возмущения расплескал чай, мадам Дави живо заметила, что великий астролог ошибся, посулив галльскую корону королю Баскони, мамин знакомый столь же быстро возразил, что ошибся не предсказатель, а те, кто трактовал его катрены. Папа сходил за книгой и зачитал:

Избранный Марсом, он явится из Баскони,
Унизив Остров и возвысив себя.
Белая голова укажет путь армии,
Кровавое море успокоится на полстолетия…

Вам это ничего не напоминает?

— Но это же очень просто, — поднял брови защитник астролога. — В виду имелся не белый рыцарский султан, а белый берет. Современники короля Баскони об этом знать не могли!

— Эта фальшивка давно разоблачена, — вмешался дядя. — По приказу узурпатора было подделано множество…

Папа протянул раскрытую книгу мадам Дави.

— Издание 1756 года, — улыбнулась та. — Император родился двенадцать лет спустя.

— Отвратительно, что это еще помнят…

Эжени не выдержала и сбежала в дальний угол террасы, где между кадок с олеандрами стояло несколько шезлонгов. Папа шутил, а она в самом деле боялась. «Барон Пардон» вряд ли написал о проклятии все, что знал. Скорее всего, о главном он умолчал, как молчит сама Эжени о снах, в которых к ней раз за разом приходит невысокий горбоносый человек в белом берете, берет за руку и ведет в беседку с видом на море. Цветут канны, по густо-синей воде скользит парусная лодка. Одна и та же… Это началось на Золотом берегу. Шестилетняя маркиза уснула в садовом лабиринте, и к ней по разобранной задолго до рождения Эжени лестнице спустился покойный император, правда, тогда девочка не знала, кто это…

— О чем вы думаете?

Барон де Шавине стоял рядом с Эжени, и в петлице у него была… веточка отцветшего жасмина.

— Ни о чем. Не слушайте дядю, он раздражен. Понимаете, он хочет со временем стать маркизом.

— Это очевидно, но чего желаете вы? Никогда не поверю, что юную девицу не занимает доблестный колониальный родственник, который к тому же хорош собой.

— Так пишет «Бинокль»…

— Вы ему не верите?

— Ему не верите вы, мне этого довольно.

— Вы удивительное создание, мадемуазель де Мариньи. Каюсь, не думал, что в наше время можно встретить подобное сокровище. Мне казалось, я знаю жизнь, а я не знал о ней ничего.

— Почему вы носите в петлице отцветший жасмин?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Неважно…

— Нет, важно. Очень важно! Прежде чем я переговорю с вашим отцом, я должен спросить вас. Вы согласитесь стать баронессой де Шавине?

— Так… так сразу?

— Сразу?! Жасмин отцвел целую вечность назад. Я ждал, сколько был в силах.

— Вот вы где! — Маркиз с рюмкой ликера в руке вышел из-за олеандров. Он был вне себя. — Мне это, в конце концов, надоело! Мой брат и его жена спорят о моем титуле так, будто я завтра наступлю на хвост василиску и разобью себе голову. Омерзительно… Я найду Анри де Мариньи или хотя бы этого писаку. Будет забавно, если с проклятием он окажется прав. Вы бы в этой вашей палате оставили в покое колонну… Стоит себе и стоит!

— Папа, — тихо сказала Эжени, — мсье де Шавине хочет с вами поговорить, а я… Я ему разрешила.

Глава 3

«Жизнь» ответила на день позже, чем ожидалось, — видимо, из-за траура по Пишану. Дюфур завтракал в кофейне неподалеку от квартиры, которую снимал; через два столика от журналиста допивал свой кофе лекарского вида господин. Он читал, и в глаза журналисту бросился крупный, набранный знакомым шрифтом заголовок: «Мы НЕ боимся». К статье лепилось интервью Маршана, судя по подзаголовку, в очередной раз объяснявшего, почему строительство канала через Трансатлантидский перешеек должно быть передано в частные и честные руки.

Обладатель «Жизни» поймал заинтересованный взгляд, аккуратно сложил газету и через гарсона передал Полю.

— Впрочем, — завязал он разговор, — если вы не видели вторничный «Бинокль», то вряд ли поймете, что к чему.

Поль слегка развел руками, давая понять, что не довелось. Господин, спросив еще кофе, пересел к обретенному собеседнику. Он в самом деле был врачом, придерживался самых радикальных взглядов и очень хотел поговорить. Узнав немного о бароне Пардоне и много о правительстве, обеих палатах и муравьином спирте, Дюфур сунул в карман визитную карточку с эмблемой госпиталя Святого Варфоломея и откланялся. По дороге в редакцию ему попался торговавший «Оракулом» мальчишка, из чьих выкриков следовало, что «Оракул» предрекал врагам покойного императора страшные беды еще зимой.

В редакции было тихо и суетливо. Поль понял, что приехал патрон, еще до того, как папаша Леру, красноречиво скосив глаза в сторону коридора, прошептал:

— У себя… Дважды спрашивали про мсье.

— Спасибо.