Мы давим, они упираются, они давят, мы стоим, выдержим, удача с нами, пропускаю удар — благослови Котар мастера Авидея, не зря за свой товар две цены просит, удержал панцирь вражье копье! — отжимаю чужой щит и копьем вверх, выше нашейника, всадил и сразу вытащил, чтобы в черепе не застряло… Давим, свистят стрелы, звенят брони, дырка в щите — ничего, еще годится, еще повоюем; еще, вот так, сосед Илго падает, враг рвется в брешь — толкнуть, спотыкается об тело Илго — мертв? еще жив? — и получает булавой по шлему, шлем цел, а в голове на миг-два помутилось, пока в себя не пришел, вот так его, и так, и еще вот так — упал, подтоком копья его, в спину, в шею, куда-нибудь, самолучший деньенский панцирь не спасет, в кровавую грязь перемелем…
Оттеснили мы их на нашем крыле. Лучники толпой с кораблей слезли, секиры наперевес — встретили пяток колесниц, которые справа нам в тыл зайти пытались, так встретили, что только две обратно ушли. Потом уже узнали, что как раз царь ихний, Нерион, там был и уйти не смог, телохранители утащили, да от раны помер.
Сдался Энгоми. И мы им крови пустили, и они нам — но мы выстояли, а они… царь убит, треть знатных деньенов пала, а город-оплот, куда можно было бы отступить и еще долго отбиваться, — дымится, спаленный… Утром пираты запросили мира.
— Добрая байка. Верю, — изрек, помолчав, щербатый. — В настоящем бою бывал, такое не соврешь. Считай, принят, у меня как раз копейщика недостает. Дидикас, пометь там на своих табличках.
— Уже. Крыло Звезды, третья сотня, седьмое звено, копейщик… как бишь там тебя, парень?
— Акиром из Ямхада.
— Ничего, и не с такими именами люди живут, — ухмыльнулся щербатый звеньевой. — А про Ямхад свой лучше не вспоминай, проще будет.
— Звеньевой Урцукертанарис, не всегда ушедшие искать лучшей доли на чужбине поминают родину черным словом, — раздалось из темноты.
Щербатый вскочил, как ужаленный.
— Прощения просим, тарденне.
— У меня-то за что? Парня не обижай, ему под тобой ходить.
— Да я не обиделся, — встал Акиром.
Тарденне во всем краю остался один. Военных вождей и просто опытных в ратном деле людей хватает, и даже удачливые предводители не редкость, а вот таких, кому сам царь вручал жезл «отца войска», — уже почти нету. Но именно таков высокородный Цирнаттавис; вся его высокородность обратилась в пепел вместе с павшей Хатти, зато полученные на службе великому царству ратная наука и умение руководить людьми в сражении сохранились сполна. И теперь тарденне Цирнаттавис со своим отрядом «вольных кинжалов» сам стоил небольшого царства — и сам выбирал, за что служить и на кого вести крыло Солнца, крыло Звезды и крыло Полумесяца.
И то сказать, у князей Ханаана в дружине редко больше пяти сотен воинов бывает, а под тарденне сейчас ходит едва ли не тридцать, иному царю впору…
Высокородный Цирнаттавис шагнул к костру и привычно опустился на корточки. Золотого пояса при нем нет, дорогую броню тарденне также оставил в шатре, а пурпурный плащ в ночном полумраке не слишком отличается от бурого или черного. Так, гуляет по лагерю, слушает, о чем люди болтают, когда и сам слово скажет. Держит себя просто, родом и званием не кичится. Незачем ему.
— А байка и правда добрая, — проговорил тарденне. — И парень почти ничего не выдумал. Я подтверждаю. Сам видел.
Дружный вздох.
— Тарденне, разве тебя тогда нанимал наместник Ханаана, чтобы ты дал его сыну пару ценных советов?
Цирнаттавис усмехнулся.
— Нет. С этим ваш Тутмушу сам справился. Меня на другую сторону попросили встать, тот самый Нерион неплохо пообещал и с первой частью платы не обманул…
Жили на Медном острове разные народы. Минава растили оливы, пасли коз и плели из шерсти теплые покровы; лукка копали глину и делали горшки, добывали медь и лили бронзу; зовущие себя правителями даны рыбачили и оружной силой защищали Алашию от искателей чужого добра; а недавние пришлецы-ахиява, близкие родичи данов, распахивали тощие горные склоны и искали себе занятия по нраву и силам.
Так вот и жили, пока не решил грозный царь Черной земли Мицр: торговать с Медным островом хорошо, а владеть им еще лучше будет. И прислал грозное послание всем городам Алашии, мол, или подчинитесь своей волей, или не будет у вас ни воли, ни стен городских, ни жителей, а только рабы Великого Дома. Недолго судили-рядили, знали, что много времени на раздумья царь Мицра не даст.
Малые города лукка, Сарху и Хадоби, послали в Мицр дары и заверения в покорности своей. То же сделал Аплуни, город ахиява, хотя дары его были совсем малы и незначительны. Гордый белостенный Энгоми не послал ничего и принялся готовиться к войне.