От легенды до легенды

Кликнул Нерион, царь Энгоми, на помощь всех своих подданных, позвал соседей, пообещав честную долю в добыче, собрал данов, и лукка, и минава, и нелюбимую родню ахиява позвал. А советники подсказали — открыть сокровищницу, снестись через торговцев-лукка с родичами за северным морем, с Арцавой Лукка, и привести «вольные кинжалы», каких после падения Хаттуши в тех краях стало вдосталь… наемники берут недешево, но — стоят того. Особенно перед битвой, которая решит судьбу царства.

— Так слово Нериона из Энгоми дошло до тарденне Цирнаттависа, — ухмыльнулся высокородный военачальник, — а я не был тогда связан договором и согласился сплавать на Медный остров. С несколькими дружками.

— «Несколько» — это сотен двадцать? — спросил только что зачисленный в отряд Акиром.

— Меньше. Тогда всего двенадцать было, и снаряжены похуже нынешнего. Проигрались.

— В бабки или в «смерть царя»? — фыркнул кто-то.

— Пожалуй, в «смерть царя», — подумав, кивнул тарденне. — Перед тем нанял нас князь Итакумара для осады Майтене. Не нас одних, ну не о том разговор… Много у Итакумары недругов оказалось, осада затянулась, в спину ударили. Князь откупился, а «вольных кинжалов» в плен не берут — выкупа за нас дать некому, а рабы из воинов плохие, строптивые. Отпустили и даже оружие при себе разрешили оставить, у кого поплоше. Но вот броню и шлемы там у Майтене почти все скинули… Не повезло. С нашим ремеслом случается, для новеньких напоминаю: везение — хорошо, но и невезение еще не повод глотку себе резать. Вчера ты, сегодня тебя, а завтра, коли жив будешь, еще посмотрим, кто кого.

Тарденне Цирнаттавис привел к Нериону копейщиков и стрелков, матерых вояк, пораженьями и победами закаленных в усобицах Арцавы и Хаттуши. Вовремя привел, через полмесяца в восточном заливе появились вражьи паруса. Властитель Мицра, да не будет ему здоровья, силы и благополучия, самолично не стал заниматься Медным островом, перепоручил своему верному псу — Ахмушу, наместнику Ханаана. Ахмушу поход организовал, но сам остался дома, а начальником поставил своего сына Тутмушу.

Соседи Нериона прислали в Энгоми слова о дружбе и согласии, подкрепив их некоторым числом воинов — кто больше, кто меньше. Родня-ахиява не прислала ни воинов, ни слова; обозвав их трусливыми шакалами, Нерион подсчитал, сколько же войска собрал Медный город, потом пересчитал вражьи паруса — и воспрянул духом. Сорок сотен данов — тридцать две строевых башенных[1] и восемь «безбашенных», волков морского разбоя, предпочитающих проворство тяжелой броне; сорок семь сотен ополченцев-лукка и тринадцать сотен застрельщиков-минава; да еще наемный отряд «вольных кинжалов», двенадцать сотен Цирнаттависа, — и против них всего шесть с небольшим десятков кораблей, на которых шестьдесят-то сотен воинов разместить можно, а семьдесят уже никак!

Выстроив против узкого корабельного строя четыре ряда закованных в башенные панциря данов, Нерион поставил во вторую линию лукка, на фланги — быстроногих минава и данов-пиратов, а в тылу разреженной цепочкой — стрелков Цирнаттависа, которых на всякий случай прикрывали копейщики. И когда корабли Тутмушу ринулись на берег, словно таран на штурм крепостных ворот — стрелки начали бить по кораблям, а пехота неспешно двинулась навстречу. Люди Тутмушу пытались отвечать тем же, и хотя луки Мицра мощнее тех, что были у минава и «вольных кинжалов», но на каждый их выстрел приходилось четыре или пять ответных, а на берегах Зеленого моря добрую броню, кроме вождей, имеют лишь такие, кто ходит в ближний бой, и то не все. У лучников ее всяко почти не водилось… Скоро стрелкам не осталось работы: одни прятались за высокими носами львиноголовых кораблей и лишь изредка рисковали высунуться, другие — наложив стрелу на тетиву, следили и ждали, когда такой вот рисковый малый высунется достаточно надолго.

Основной бой вела пехота.

Башенные.

Великолепные поединщики, плечом к плечу они дрались хуже, но мощные панцири из полос кованой бронзы и жесткого смоленого холста надежно держали удар, а длинные колющие мечи знаменитой красной бронзы пронзали вражеские чешуйчатые брони и оплечья. Что могло противостоять им, зовущим себя последними наследниками златообильной Микаши?

Один на один, и даже звено на звено — даны одолели бы без особых хлопот. В строевом бою многих сотен решает не сила, но сплоченность, слаженность, упорство, боевой дух. И когда над белыми стенами Энгоми показался дым, причем дым очень явственный, «завтра в этом городе будет пировать одно воронье!» — подданные Нериона изрядную часть своего духа утратили.

Нет, это само по себе еще не решило исход битвы, панцирники-даны яростно давили и в нескольких местах оттесняли врагов к самым кораблям, а пираты-абордажники умудрились забраться на крайнее с юга судно, перерезать всех стрелков и поджечь, надеясь, что ветер перекинет огонь на соседние корабли… много сделали они.

Но этого оказалось недостаточно.