От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке

«Когда устанавливается доверие, советские руководители готовы слушать и даже уважать мнения, отличающиеся от их собственных, — писал бывший министр иностранных дел Египта Исмаил Фахми. — Они достаточно информированы, но у них на удивление малый опыт взаимоотношений с иностранными системами, культурами и традициями. Не говоря уже о понимании важности религии в некоторых странах. Русский медведь не так страшен, как его изображают, и у него много ограничений, которые должен понимать каждый, кто поддерживает с ним отношения.

Первое ограничение вытекает из непоколебимой памяти об ужасах Второй мировой войны. Абсолютное большинство русских, с которыми я говорил, указывали мне, что Советский Союз потерял 25 миллионов в этой войне. В результате советские лидеры не были готовы принимать решительные шаги, которые бы вели к войне и другим колоссальным потерям человеческих жизней. И меньше всего они были готовы предпринимать шаги, ведущие к ядерной конфронтации с США. Высший приоритет для советских политиков заключается в улучшении отношений с Соединенными Штатами и в том, чтобы найти согласие с ними по важнейшим международным проблемам. Нам, на Ближнем Востоке, поэтому не следует думать, что Советский Союз будет отдавать высший приоритет нашим проблемам и будет бряцать оружием против Соединенных Штатов за нас.

Второе ограничение заключается в том, что у Советского Союза — не такие большие ресурсы по сравнению с США… Третье ограничение — это характер советской системы. Процесс принятия решений медленный, и вряд ли можно ожидать быстрого изменения политики, идущего наравне с быстрым изменением международной обстановки»^{174}.

Когда интересы советского руководства и местных лидеров переставали совпадать, «брак по расчету» нередко завершался разводом, с битьем посуды и даже уличными демонстрациями. Так было, скажем, в Египте и Сомали.

Но любопытно, что если в странах северного пояса — Турции, Иране, Афганистане — антисоветизм, наложенный на старые опасения перед экспансией Российской империи, мог стать лозунгом для определенной политической мобилизации масс, то антисоветизма снизу в арабских странах, на уровне массового сознания, почти не было. Он не выходил за рамки недовольств «недостаточной» советской помощью. Антисоветские взрывы бывали. Но, как правило, они были срежиссированы сверху (как в садатовском Египте), а не шли снизу и быстро выдыхались.

Масштабы, глубина, разнообразие связей арабов, турок, иранцев с СССР были несопоставимы с тем, что складывалось во взаимоотношениях с Западом. Там речь шла о десятках и сотнях тысяч деловых, личных контактов, поездках для отдыха, учебы, развлечений. Шло движение людей и капиталов в двух направлениях. Советский Союз не мог создавать таких связей ни по объему, ни по качеству.

Русские, советские в арабских странах, Иране, Турции оставляли конечно же противоречивый след. С одной стороны, практически нигде они не вели себя как «белые сахибы» и проявляли достаточно демократизма в общении. С другой — они жили исключительно замкнуто — по ряду причин. Специалисты или офицеры приезжали сюда по контрактам. Для многих это был единственный шанс в жизни приобрести автомашину, кое-какую бытовую технику и аппаратуру, товары ширпотреба. Поэтому они в ряде случаев неприлично экономили, покупая, скажем, дешевые продукты там, куда их местные коллеги соответствующего социального статуса, не говоря уже о западных специалистах, никогда не пойдут. Такой образ жизни не располагал к общению с местными жителями и не вызывал уважения. Питьевым спиртом, купленным в аптеке и разведенным в кока-коле, можно было угостить своего приятеля — советского специалиста, но не коллегу — араба, турка или иранца. Для большинства советских граждан существовал языковой и культурный барьер в общении. Наконец, что до недавнего времени было не менее существенным: офицеры безопасности и партийные функционеры строго контролировали и в лучшем случае не поощряли «несанкционированных» контактов за пределами работы. Поэтому общительные переводчики и некоторые специалисты, знающие языки, попадали под подозрение — или официальное («что-то они предпочитают связи с местными жителями нашим кинофильмам, вечерам или собраниям»), или бытовое («слишком широко живут, принимают гостей, откуда деньги?»). В результате чем большая колония советских людей находилась в какой-либо стране, тем хуже было к ним отношение «человека с улицы».