От Ленинграда до Берлина. Воспоминания артиллериста о войне и однополчанах. 1941–1945

В этих боях я уже участвовал в новом звании и должности. Под Синявином мне было присвоено офицерское звание – «младший лейтенант артиллерии», и служил я в то время заместителем командира штабной батареи 334-го крап[50].

Из приказа 142-й Краснознамённой стрелковой дивизии № 021 от 9 декабря 1942 г.:

«…8. Балтян Конон Иванович, старшина, младший командир 334[-го] Краснознамённого Артиллерийского полка – назначается с 25-го октября заместителем командира по политической части штабной батареи того же полка…

Командир 142[-й] КрСД полковник Машонин

Начальник штаба 142[-й] КрСД полковник Челюсткин».

Переведён на эту должность я был ранее, из 1-й батареи, где после Раковицкого оставался комиссаром батареи в звании старшины – заместителя политрука. А комиссаром я стал так.

Младшего политрука Раковицкого прислали на должность комиссара 1-й батареи взамен старшего политрука Кривоконя, выдвинутого на должность комиссара 1-го дивизиона (занимаемую ранее Гордеевым, также старшим политруком).

Раковицкий дискредитировал себя тем, что выменивал у солдат папиросы (он был некурящим) на двадцатиграммовые порции сливочного масла, которые мы, вместо того чтобы кидать их в общий котёл, выдавали бойцам на руки. Как уже говорилось, солдаты жаловались, что масла они не видят, что супы из цельного гороха попадают в их котелки и без масла, и без гороха, так как повар половником берёт для них суп из середины котла, тогда как другим снизу (где много зёрен гороха) и сверху (где много масла и шелухи). Мы, младшие командиры, дежурившие по очереди на кухне, следили за тем, чтобы положенную суточную «порцию» сливочного масла (из расчёта 20 граммов на каждого) делили на весь личный состав батареи (87 человек). И два дцатиграммовые порции клали на хлеб, который (по 300 граммов порция) выдавали каждому по утрам на весь день. В дни морозные делили не на 87, а на 88 или 89 частей, чтобы ослабевшим солдатам выдавать по две порции и масла, и хлеба. Поэтому такая мера нравилась всему личному составу батареи.

Раковицкий, выменивавший у солдат масло в обмен на папиросы, вскоре был пойман с поличным и дискредитирован в глазах всего состава батареи. К его вине добавили ещё одну: он приказал старшине батареи Долгову в течение одной ночи заменить резиновые подошвы своих сапог на кожаные, которые велел снять с сапог рядового бойца Шалая. Тот обул эти сапоги ещё на погранскладе, при отступлении от государственной границы в июле 1941 года, по распоряжению комиссара батареи Кривоконя.

Случай с заменой Раковицким резиновых подошв со своих сапог на кожаные, снятые с сапог рядового бойца Шалая, что называется, переполнил чашу возмущения личного состава батареи поведением своего комиссара. И поэтому командование «отозвало» его в распоряжение политотдела 142-й стрелковой дивизии. Больше Раковицкого мы не встречали. Командование приказало исполнять обязанности комиссара 1-й батареи мне. В батарее на этой должности я служил с осени 1942 года.

В конце 1942 года (в октябре) в связи с уходом из штабной батареи нашего полка комиссара Энкина на его место перевели меня.

Командиром штабной батареи при Энкине и частично уже при мне был старший лейтенант Ковяшов Александр Алексеевич, 1913 года рождения, друживший со старшим техником-лейтенантом Поляничкиным Иваном Аврамовичем, 1913 года рождения.

Ковяшова «наказали» за «амурные дела» (ухаживание за поварихой) и перевели в соседний 30-й артполк, а на его место назначили старшего лейтенанта Евсеева, бывшего у него до этого помощником. Кстати, туда же за ту же, примерно, провинность и строптивый характер отправили и старшего лейтенанта Сирченко Сергея Ильича, моего первого командира взвода 1-й батареи. Командиром взвода связи штабной батареи полка в дни прорыва блокады был старший лейтенант Белянчиков[51]. Старший сержант Павел Дятлов[52] возглавлял командование взводом разведки. А заместителем начальника штаба полка по разведке был старший лейтенант Маркиянов, помощником у которого я был, когда в начале 1942 года ходили в разведку боем.