От Ленинграда до Берлина. Воспоминания артиллериста о войне и однополчанах. 1941–1945

Из приказа по 334-му ап от 14.02.1942 г.:

«Командир полка приказал:

1. Командирам батарей, находящимся на ПНП, или командирам взводов управлений, контролировать работу истребителей.

2. Вести строгий учёт истребления живой силы пр[отивни]ка и истребителей, считать фактически убитым пр[отивни]ка тогда, когда ясно виден труп, лежащий продолжительное время. В журнале учёта записывать командиров, контролировавших факты истребления.

3. Пересмотреть места расположения истребителей и истребительных групп. Периодически менять их, а места, расположенные на линии обороны, – оборудовать.

4. Проверить бой оружия снайперов-истребителей.

5. Для обмана противника применять чучела.

Начальник штаба 334 КрАП майор Павлов».

Из приказа по 334-му крап во исполнение приказания командира дивизии от 16.2.42 г.:

«…3. Не считать поражённых целей противника по признакам исчезновения в укрытиях и траншеях.

4. Улучшить оборудование и маскировку укрытий и позиций, оборудовать запасные позиции для снайперов, истребителей, и при постановке задач им каждый раз указывать сектора наблюдения и обстрела…

Начальник штаба 334 КрАП майор Павлов

Помощник начальника штаба 334 КрАП капитан Щербаков».

(ЦАМО РФ. Ф. 334 ап. Оп. 1. Д. 21. Л. 8, 11)

В штабной батарее 1-го дивизиона первым[48] открыл счёт разведчик Воронин – сибиряк, среднего роста, хорошего телосложения боец[49]. Но его обнаружил враг и «пришил» к земле на весь день, прошив его кожу пулей от головы до ягодицы. Пролежал раненый Воронин весь короткий зимний день 1942 года. Под покровом ночи пехотинцы доставили его раненым в дивизион. От потери крови и мороза Воронин чувствовал себя плохо, его тошнило, мучила жажда, которую он частично утолял снегом.

При встрече с ним я спросил его, чем могу быть полезен. Он ответил: «Достань у начальства на цигарку махорки». Я отправился в путь, к начальству. В ту пору дивизионом командовали уже другие. Увидев командира дивизиона в окружении комиссара и начальника штаба (Кривоконя и Калинина), я подошёл к ним и доложил о подвиге Воронина и о его скромной просьбе, которую я не могу удовлетворить из-за отсутствия махорки.

– Не выручите ли вы, наши командиры? – обратился я к ним.

Командир дивизиона грубо и резко ответил:

– Вы ходите за нами по пятам, в том числе в туалет, следите, чем мы справляемся, и узнаёте, что у нас есть махорка. Идите, нет у нас махорки.

Я собрался уходить, но начальник штаба Калинин вынул из кармана кисет с махоркой и сказал:

– Бери на две цигарки: одну – для Воронина, а другую – для себя.

Я растерялся. Передо мной стояло начальство со «шпалами», а я был в звании старшины-замполитрука (четыре треугольника в петлицах). Старший из начальников – против, а ему подчинённый – за удовлетворение просьбы раненого Воронина. Как мне быть? Я решил отказаться от предлагаемого кисета с махоркой.

– Бери, коль даю, – сказал начштаба Калинин.

Комиссар Кривоконь, которому я был подчинён по уставу, промолчал, занимая сторону командира дивизиона. Всё же я решил взять кисет и отсыпать из него махорки на пару цигарок. Воронин благодарил меня и начальника штаба Калинина.

…Когда в начале марта 1943 года старшего батальонного комиссара Кривоконя отзывали в тыл (это было под Синявином, во время прорыва блокады), он, прощаясь со мной, извинился за ту роковую цигарку махорки и проявленную командиром дивизиона грубость, которую не поправил на милость он, Кривоконь. Мне тогда уже было присвоено воинское звание младшего лейтенанта, и я находился в должности заместителя командира штабной батареи 1-го дивизиона.

Глава 3 Прорыв блокады

В заместители командира батареи