От Ленинграда до Берлина. Воспоминания артиллериста о войне и однополчанах. 1941–1945

«ВЫПИСКА ИЗ ПРИКАЗА

142 КРАСНОЗНАМЁННОЙ СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ

№ 51

м. Матокса

5 мая 1942 г.

Красноармейская печать воспитывает в бойцах, командирах и политработниках высокий наступательный порыв, боевую стойкость, любовь к родине, ненависть к врагам.

В день большевистской печати – 5 мая – отмечаю активное участие военкоров частей и подразделений дивизии в нашей красноармейской печати, в организации и сплочении личного состава на решительную борьбу с немецко-фашистскими захватчиками.

За активную помощь командованию в выполнении поставленных задач объявляю БЛАГОДАРНОСТЬ:

20. Заместителю политрука 334 артполка БАЛТЯН К.

Командир 142 Краснознам[ённой]

стрелковой дивизии

полковник /ПАРАМЗИН/

Комиссар 142 Краснознам[ённой]

стрелковой дивизии

полк[овой] комиссар /СТАРОСТИН/

НАЧАЛЬНИК ШТАБА 142 КСД

подполковник /ЧЕЛЮСТКИН/

ВЫПИСКА ВЕРНА:

Начальник 4 отделения

интендант 3 ранга /М. БУЛКИН/ (подпись)»

(Из личного архива К.И. Балтяна)[53]

На синявинских торфяниках. Подготовка к прорыву блокады Ленинграда

Наш полк принимал участие в боях по расширению прорыва блокады. 18 января 1943 года южнее Шлиссельбурга нашими войсками были взяты первые семь рабочих посёлков в районе Синявина. Синявинские торфоразработки в те дни называли «синявинские мясорубки». Утром на площади 14 километров южнее Шлиссельбурга воссоединились Волховский и Ленинградский фронты. Синявинские высотки восточнее «Ключевого города» оставались у фашистов, а южнее семи посёлков виднелся террикон 8-й ГЭС, а чуть дальше – железнодорожный узел Мга. Западнее Синявина оставался Ленинград, а севернее – Ладожское озеро, из которого вытекает река Нева.

Вот на этот «пятачок» в конце января с Карельского фронта[54], ночью форсировав по льду реку Неву, вместе со всей 142-й стрелковой дивизией и прибыл наш 334-й крап. Морозное утро мы встретили южнее Шлиссельбурга, у подбитого паровоза узкоколейки. Мороз был сильным, трудно было погреться даже горячим завтраком – кашей «блондинка» (пшённой) и чаем. Во время завтрака на рассвете можно было рассмотреть экологическую обстановку: изрытую снарядами и минами и израненную осколками мин, снарядов и пулемётно-автоматных пуль торфяную землю. Ни одного дерева с уцелевшей верхней частью кроны. Штабеля торфа простреливались, горели, дымились, но всё же кое-как прикрывали.

Нам, солдатам бывалым, картина жестоких боёв известна, и мы на её фоне завтракали с аппетитом. Но новичкам полка было тяжело на душе, не у всех оставался былой блокадный аппетит. Например, секретарь-машинистка штаба полка Рита Туманова стояла бледная, её уговаривали кушать командир полка подполковник Новожилов Сергей Иванович и комиссар полка Зверев. На Риту смотрели и другие солдаты женского пола: телефонистки, радистки, пополнившие полк в блокадные месяцы[55].

На фоне Синявинских высот вдали виднелся подбитый паровоз узкоколейной железной дороги. На вершине высот – немцы, у подножия – наши, в том числе передовые наблюдательные пункты (ПНП) полка, батарей. За штабелями торфа на равнине и на опушке леса и в отдельных кустарниках виднелись стволы артиллерийских орудий, в том числе и нашего 334-го Краснознамённого полка.

Отвоёванные у немцев землянки мы переориентировали в сторону Синявинских высот, где намертво зацепился враг. Спустя уже несколько суток кто-то заметил, что у нашей землянки, в которой разместился разведвзвод штабной батареи, высоко на сосне висел труп немца. Очередью из автомата верёвка была перерезана, и труп упал у входа в землянку. Волосатого блондина отправили в штабель трупов немецких вояк. На торфяниках таких штабелей было много.