От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю

«Эпос о Гильгамеше» обрел свою каноническую форму около 1200 г. до н. э.[96], однако зародился на много веков раньше. А действие его происходит в еще более древние времена – в эпоху царствования Гильгамеша, царя Урука. Сказание повествует о глиняных стенах Урука[97], чьи «кирпичи не обожжены ли»[98], о его глиняных ступенях, глиняных фундаментах, об огороженных пышных садах. Урук, где, предположительно, зародилась письменность, был одним из первых городов, созданных человечеством, и поэма дает читателю возможность посмотреть, как возникали городские поселения.

Но в истории Гильгамеша отнюдь не все гладко и хорошо. Гильгамеш, правитель города, безудержно своеволен, жесток и несправедлив. Чтобы испытать его, боги создали могучего смутьяна и поселили его в окрестностях города. Тут эпос переносит читателя в дикие края, и устрашающие, и восхищающие горожан. Возмутитель спокойствия, Энкиду, был необычным существом – звероподобным человеком, не желавшим иметь дело с людьми и предпочитавшим общество диких зверей. Из Энкиду требовалось сделать настоящего человека, а для этого его надо было переселить из глуши в город. Правитель города Гильгамеш взял дело в свои руки, повелев храмовой блуднице Шамхат отправиться в дикие края и соблазнить Энкиду. План сработал. Проведя семь дней в близости с женщиной, дикарь изменился, и звери отвергли его. Шамхат убедила Энкиду, что судьба его отныне связана с людьми, он отправился с ней и, попав в город, стал другом Гильгамеша. Город же значительно выиграл от этого.

Преданность Энкиду новой жизни и другу подверглась испытанию, когда они вдвоем отправились в самое дикое из известных мест, отдаленный лес в горах современного Ливана. Жители Месопотамии боялись леса – ведь там его извели еще в эпоху возникновения первых крупных поселений. Если скромные хижины можно было построить целиком из глины, то для крупных зданий – дворцов, храмов, библиотек – обязательно требовались балки, а древесину для них было непросто добыть. Градостроителям приходилось отправляться за древесиной все дальше и дальше, в лежащий на краю света Ливан. Такова была бытовая основа великих приключений героев эпоса.

Явившись в лес, друзья столкнулись с его стражем, чудовищем Хумбабой. Нужно было расправиться с могучим противником, чтобы получить неограниченный доступ к прекрасной древесине, и они, не откладывая, взялись за это опасное, но необходимое для строителей городов дело. Литература приняла сторону города против захолустья, по-видимому, из-за того, что была неразрывно связана с городской цивилизацией.

Как сообщает сказание, Гильгамеш и Энкиду триумфально вернулись в Урук, но результат оказался не столь хорош, сколь они ожидали. Выяснилось, что чудовищу Хумбабе покровительствовали боги, и теперь они совместно решили покарать Гильгамеша смертью его друга Энкиду. Когда же кара осуществилась, Гильгамеш был настолько удручен потерей друга, что не верил в смерть Энкиду, «пока в его нос не проникли черви», – урок всем царям, слишком рьяно строящим города.

Безутешный после смерти дорогого друга, Гильгамеш покинул город и скитался в глуши, одичав, почти как незабвенный Энкиду. В конце концов ему удалось отыскать дорогу в загробный мир, находившийся на дальнем острове. На этом пути Гильгамеш встретился с Утнапишти. Немыслимо древние Утнапишти и его жена, единственные из людей, уцелели во время великого потопа. Предупрежденный заблаговременно, Утнапишти отказался от своих богатств и построил корабль, на который собрал по паре всех живых существ. Начался ливень, вода затопила весь мир, а когда дождь стих, корабль остановился у вершины горы. Утнапишти выпустил голубя, и тот вернулся. Потом настала очередь ласточки, которая тоже вернулась. «Ворон же, отправившись, спад воды увидел, / Не вернулся; каркает, ест и гадит». Но даже Утнапишти, переживший потоп, не мог даровать Гильгамешу вечной жизни. Гильгамешу пришлось скрепя сердце смириться с тем, что и он смертен, – обстоятельством, равняющим его со всеми остальными людьми.

Когда ассириологи расшифровали табличку с описанием потопа, произошла перворазрядная сенсация: викторианская Англия узнала[99], что библейский миф о потопе был заимствован из гораздо более древнего «Эпоса о Гильгамеше», а возможно, и оба сказания опирались на еще более ранний источник.