От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю

Мир чуть не утратил «Эпос о Гильгамеше». Библиотеку Ниневии уничтожила не вода, а огонь. Собрание Ашшурбанипала сгорело вместе со всем, что там находилось: деревянными стеллажами, вощеными дощечками и плетеными корзинами, где хранились таблички. Сгорело все, кроме глины. Глину можно погубить водой, но нельзя уничтожить огнем – разве что самым яростным. Некоторые таблички пошли пузырями и оплавились, как раскаленное стекло или магма, но были и такие, которые затвердели, как после обжига в печи, и две с половиной тысячи лет ждали, когда их отыщут под развалинами библиотеки, выстроенной для того, чтобы сохранить их[133].

Они пролежали до XIX в., когда Остин Генри Лейард и его соперник француз Поль-Эмиль Ботта приступили к раскопкам Ниневии и ее окрестностей. Потом еще несколько десятков лет надписи кропотливо расшифровывали. Впервые в истории археологи разыскали литературное произведение, стершееся из памяти людской много веков назад.

Едва ли не самое важное последствие письменности – возможность увести читателей в прошлое. Пока сказания существовали в устной форме, их всякий раз приспосабливали к новой аудитории и новым обстоятельствам их существования. Зато письменное оформление позволило сохранить прошлое. Тем, кто владеет этим искусством, таким людям, как Ашшурбанипал, оно доносит голоса из глубины веков, даже тысячелетий, – голоса столь древние, что они могли звучать до потопа. Письменность создает историю.

Если древние предметы и постройки способны допустить нас к внешним особенностям жизни предков, то их повествования, зафиксированные и сохраненные с помощью письменности, открывают перед нами их внутренний мир. Потому-то Лейард так огорчался из-за того, что не понимал клинописи. Он восхищался рельефами и изваяниями, созданными людьми тех лет, но не мог постичь их голоса, их язык, их мысли, их литературу. С изобретением письменности эволюция человечества разделилась на почти непостижимую для нас эпоху – и следующую, в которой мы получили возможность ознакомиться с мыслями неизвестных нам людей.

Глава 3 Ездра и создание Священного Писания [134]

VI В. ДО Н. Э., ВАВИЛОН

Фундаментальные тексты, такие как «Эпос о Гильгамеше» или поэмы Гомера, пережили века, поскольку вдохновляли могущественных правителей на начинания, способствующие долголетию произведений. Но некоторые из таких текстов переродились в нечто новое: в священные писания. Обладая всеми свойствами фундаментальных текстов, они способны на гораздо большее: подчинять людей себе, требовать преклонения и служения. Тем самым создается система выживания текста, не зависящая от благорасположенности Ашшурбанипала, Александра или любого другого великого правителя.

Поиски истоков Священного Писания привели меня в Вавилон, к общине иудеев, обосновавшихся там после 587 г. до н. э., когда вавилонский царь Навуходоносор II (один из ближних преемников Ашшурбанипала) сжег дотла Иерусалим и переселил оттуда в Вавилонию около пятидесяти тысяч его видных жителей. Пережив первые, самые сильные трудности после переселения, иудеи получили дозволение поселиться в Ниппуре, на юго-востоке от Вавилона, где и сформировали общину, в которой смогли сохранить свой язык, образ жизни и память об Израильском и Иудейском царствах[135].

В этой общине жил писец по имени Ездра[136]. Родившийся на чужбине и выросший в самом сердце образования своего времени, где имелись библиотеки и правили цари-грамотеи, Ездра обучался в школе писцов, освоил несколько видов письменности и сделал успешную профессиональную карьеру. Доведись ему обучиться клинописи, он мог бы читать «Эпос о Гильгамеше», но он освоил арамейский язык и служил чиновником при царском дворе, в бюрократическом аппарате, обеспечивавшем целостность империи[137].

Но Ездра и другие чиновники еврейского происхождения, жившие до него, отнюдь не ограничивались работой на благо победителей. Они принесли с собой на новое место жительства собственные сказания, записанные в эпоху, когда Иерусалим был столицей царства, которым управляли властители из дома Давида[138]. Вдохновленные развитой в Вавилоне грамотностью, они стали книжниками народа-изгнанника[139] – и не только сохраняли свои тексты, переписывая их, но и выстроили из них практически последовательное повествование, начинавшееся от самого Сотворения мира. Далее следовала история первопредков рода людского – Адама и Евы, их грехопадения и поразительно похожий на отрывок из «Эпоса о Гильгамеше» рассказ о потопе, чуть не уничтожившем человечество[140]. Продолжали повествование рассказы о поколениях, существовавших после потопа, об Аврааме, родившемся в Месопотамии, об исходе из Египта под предводительством Моисея и провозглашении Иудеи родиной еврейского народа.