От лица огня

К утру больной лучше не стало — Феликса едва смогла подняться по лестнице, ведущей в здание речного вокзала. Другой вокзал — железнодорожный, находился неподалеку, на противоположной стороне улицы Орджоникидзе. Велев ни в коем случае не расходиться, чтобы не потеряли друг друга, Гитл отправила Бибу с Петькой добывать билеты на поезд до Нижнего Тагила, сама же, с Лилей, внучками и Феликсой, осталась их ждать. Наверное, впервые со дня отъезда из Киева Гитл не знала, как ей быть. Феликса заболела всерьёз и дальше ехать не могла, но не дожидаться же её выздоровления в Молотове всей семьей? Оставить с ней кого-то одного, Петьку или Лилю, — невозможно, они ещё подростки, хотя и кажутся старше своих лет. Биба едет с ребёнком. И Гитл тоже не может остаться с невесткой, отправив детей одних. Она не знала, что делать, не видела решения и должна была признать, что решения просто нет.

— Сходи, приведи врача, — сказала Гитл Лиле. — Это же вокзал, здесь должен быть врач. Не потеряешься?

Лиля негодующе дёрнула плечом, мать до сих пор видела в ней ребёнка. Даже к Петьке Гитл иногда относилась как к мужчине, единственному в семье, а к ней по-прежнему как к младшей дочке. Конечно, она найдёт врача.

Зал ожидания речного вокзала был полон эвакуированных. В конце сорок первого население трёхсоттысячного Молотова разом удвоилось, в столицу Прикамья вывезли институты, военные училища, десятки оборонных заводов из Ленинграда и Восточной Украины, сюда же приехали семьи их сотрудников и следом тысячи беженцев. Оба вокзала, речной и железнодорожный, и часть улицы, разделявшей их, гудели от взвинченных, мечущихся, но в то же время очень целеустремлённых людей. Для многих Молотов был пересадочной станцией — они спешили, требовали, добивались. И ехали дальше.

Лиля с трудом пробиралась через галдящую толпу, останавливалась, уступая дорогу очередной семье, волокущей мешки, корзины и баулы с одеждой и вещами.

— Ну-ка, пропусти меня вперёд, — скомандовала дежурная врач, высокая, решительная женщина в мятом, не по росту коротком халате, наброшенном на пальто. — Так мы до ночи с тобой тут будем толкаться. Давай, за мной. Только говори, куда идти.

Рядом с Феликсой и Гитл Лиля увидела Бибу. Сестра вернулась одна. Лиля огляделась, но Петьки с ними не было.

— Здравствуйте, доктор! Можете посмотреть больную? — поднялась Гитл, увидев врача и дочку.

— А где Петька? — спросила Лиля.

— Да подожди ты минуту, — отмахнулась Биба.

Врач коснулась лба Феликсы, проверила пульс, достала стетоскоп — быстро послушала лёгкие и наскоро глянула горло.

— Крупозная пневмония, — сообщила она непонятно кому, то ли Феликсе, которая, похоже, её даже слышала, то ли толкавшимся вокруг людям. — Срочно в больницу.

— Вы уверены, доктор? — тихо спросила Гитл.

— Рентген я ей здесь сделать не могу, анализ крови тоже, но если я вижу пневмонию, то ни рентген, ни анализы мне не нужны.

— А на поезде она может ехать? Хотя бы сутки? — вмешалась Биба.

— На тот свет она может приехать, дорогая моя, — грубо отрезала врач. — Я же сказала: в больницу, и немедленно.

— У нас поезд вот-вот уйдёт, сын уже места занял. Нам нужно ехать дальше, — запинающейся скороговоркой начала объяснять Гитл.

— Ну, уж, знаете, — вскинула голову врач, — это не медицинские вопросы. Диагноз я поставила, решение принимайте сами.

— Мы уже решили, уезжаем, — Биба подхватила на руки свою дочь. — Мама сейчас отдаст вам документы. Положите Феликсу в больницу, пожалуйста. Вы ведь лучше разбираетесь, кого вызвать и как.

— Постойте, — удивлённо посмотрела на них врач. — А вторая девочка тоже остаётся?

— Это её дочь, и она останется с матерью. А как иначе?

— Спасибо вам большое. Спасибо вам, — бормотала Гитл, собирая вещи. Гул заполненного людьми пространства не давал ей сосредоточиться, мысли путались, она говорила механически, едва различая собственную речь. — А когда выздоровеет — приедет к нам. До Нижнего Тагила немного уже осталось. Мы ведь столько проехали, и вот, такое несчастье.

Тами внимательно наблюдала, как собираются и уходят её тётки и бабушка.

— Лиля, вы скоро вернётесь? — спросила она. — Я хочу пить.

— Ой, ну что ж это такое, — всхлипнула Гитл. Всё, что происходило в эти минуты, казалось ей неправильным, но как поступить правильно, она не знала. — Деточка, тебя сейчас тётя доктор напоит.

— Вот такая история, — глядя им вслед, протянула врач. — Девочка, сиди здесь, с мамой. Не уходи никуда. Поняла? Я сейчас вернусь.

— Я хочу пить, — напомнила Тами, но дежурная уже ушла.

Несколько минут спустя она вернулась с милиционером.

— Вот какая история, Сергеев, — сказала она, подводя милиционера к Тами. — У меня больная и с ней дочка. Больную я сейчас отправлю в госпиталь, но девочке в госпиталь нельзя. Военное учреждение, ты же понимаешь. Куда они её денут?

— И куда они её денут? — не догадываясь, к чему клонит врач, переспросил милиционер.

— Не они, а мы. То есть ты. Ты отправишь её сейчас в детский дом. Ребёнок должен быть в детском коллективе, а не околачиваться в госпитале баз надзора. Не хватало нам тут беспризорщину разводить, правильно?