Антонина довольно быстро разобралась в семейных отношениях постояльцев. Как-то, тайком от Гитл, она шепнула пару слов изнывавшему от безделья Петьке, и на следующий день, не сказав матери, он договорился о работе в рыбартели. Гитл привычно вскинулась — решение, принятое без неё, правильным быть не могло, но Петька поставил у входа в комнату резиновые сапоги, повесил на гвоздь штормовку, выданную в артели, спорить не стал, сказал только, что платить ему будут рыбой — ведро сорной рыбы с каждой рыбалки. Позже оказалось, что сорной может считаться и лещ, и язь, и небольшой судак при случае. Гитл знала, что и Илюше, и Петьке достался её характер, ни изменить этого, ни исправить она не могла. Другое дело — старший сын.
Первое письмо от Иси пришло в середине августа. Он удивлялся, что мать с сестрами вдруг добровольно застряли где-то по дороге. Слов тревоги и беспокойства в письме было достаточно, но Гитл, читавшей и между слов, показалось, что сын будто слегка обрадовался этому их решению. В одиночку ему жилось, видимо, сносно, а кто захочет на зарплату заводского инженера тащить всю семью?
Второе письмо Гитл получила в начале сентября, и от него дрогнула и закачалась вся их уже налаженная жизнь.
Когда Феликса вернулась с работы, Гитл успела обдумать новость сама, а потом обсудить её с Бибой и Лилей. Конечно, письмо от Ильи — прекрасное известие, отличное, замечательное! И то, что у него всё в порядке, и то, что письмо было написано всего две недели назад, тоже хорошо. Наконец у них есть его адрес, Гитл словно дали в руки нить, другой конец которой держал в руках её сын. Как же ей этого не хватало! И всё равно что-то царапало Гитл, словно холодным железным рашпилем что-то скребло её по сердцу. Она боялась за Илью каждый день, и это письмо ничуть не успокоило её, но невестку Гитл встретила так, будто ничто не замутняло её радость.
— Почему Ися не прислал само письмо? — спросила Феликса, словно дело было только в этом.
— Он же объяснил, — удивилась Биба. — Чтобы не потерялось.
— Илюша попросил переслать, и он должен был это сделать, — упрямо повторила Феликса, ещё раз перечитала письмо Иси и, не сказав больше ничего, вышла во двор.
Биба, недоумевая, передёрнула плечами, но Гитл понимала невестку. Если бы её спросили, почему Феликсе так важно сейчас увидеть письмо Илюши, Гитл не смогла бы объяснить, но она не сомневалась, что письмо ей действительно нужно.
Догадаться, что Илья воюет где-то под Киевом, было несложно. Где же ещё? Феликса и без того каждый вечер, по дороге домой, заходила на почту — у входа вывешивали свежие сводки Совинформбюро. Но ни о Киеве, ни об Украине в них не было ни слова, так, будто немецкая армия без следа сгинула где-то в Ирпенских болотах. 5 сентября — ничего, 6, 7 сентября — ничего. 8 сентября вдруг прозвучали Смоленск и Ельня, но ни слова об Украине, и дальше опять тишина. 9, 10, 11 сентября — тишина. 12 сентября — оставили Чернигов, 14 сентября — Кременчуг.