От лица огня

Феликсе не нужна была карта, она знала, что оба занятых немцами города — восточнее Киева, причём Чернигов севернее, а Кременчуг южнее, и она боялась думать, к чему это может привести. Последовали ещё три дня тишины, и вечером 18 сентября прогрохотало:

«В течение последних дней под Киевом идут ожесточённые бои. Фашистско-немецкие войска, не считаясь с огромными потерями людьми и вооружением, бросают в бой всё новые и новые части. На одном из участков Киевской обороны противнику удалось прорвать наши укрепления и выйти к окраине города. Ожесточённые бои продолжаются».

Между Днепром и Волгой — полторы тысячи километров, но Феликса одновременно была и там, под Киевом, с Ильей, и здесь, в Тетюшах, с дочкой. Если сдадут Киев, изменится всё, и даже на Волге безопасно уже не будет.

Сводки Совинформбюро сообщали о продолжающихся боях за Киев ещё два дня, хотя в это время немцы уже заняли Полтаву и приближались к Харькову. О сдаче украинской столицы Москва сообщила коротко, одной строкой, только вечером 21 сентября.

Надежды и планы Феликсы рухнули в Киеве, дым от них развеялся на волжском ветру — возвращаться ей больше было некуда.

— Вон Петя идёт, — Тами разглядела Петьку среди рыбаков, далеко внизу шагавших к лестнице. Дочка подросла за этот месяц в Тетюшах, светлые, чуть рыжевшие золотом волосы были заплетены, и косички аккуратно собраны на затылке. Наверное, Лилина работа, подумала Феликса. Бибе хватало возни со своим ребёнком.

Вырос и Петька, в свои пятнадцать он уже казался крепче и был на полголовы выше рыбаков артели. Гитл с дочками твердили, что Петька — в точности такой, каким был Илюша семь лет назад. Может, и так, Феликса тогда ещё не была знакома с Ильёй. Ей даже казалось, что мать и сёстры мужа нарочно хотят дать ей это почувствовать.

За месяц Петька загорел, лицо его обветрилось, кожа на руках огрубела, он чувствовал себя матёрым рыбаком, и такая жизнь ему нравилась.

— Хорошо сходили сегодня, — Петька подошёл вразвалочку, в руках он нёс ведро, полное крупных голавлей. — Молодняк уже нагулял вес. Порфирьич говорит, осень придёт уловистая.

Выглядел Петька немного смешно, но сейчас Феликсе было не до того.

— Ты бы остался тут на зиму, Петя? — спросила она. Себе этот вопрос Феликса задавала с того дня, когда узнала, что Киев сдан немцам.

— Мне тут нравится, — кивнул Петька. — А что мама говорит?

— Пока ничего.

Гитл они встретили возле почты. Заметив младшего сына с невесткой и внучкой, она остановилась у крыльца городской почты, дождалась их. Взгляд, которым встретила её свекровь, Феликсе не понравился.

— Что случилось, мама?

— Пришло письмо от Иси. Только что получила.

— Всё хорошо? — спросила Феликса, догадываясь уже, что всё совсем не хорошо.

— С Иси сняли бронь. Это достаточно хорошо? — Гитл глянула так зло, словно виновата в этом была именно Феликса.

— Что такое «бронь»? — спросил Петька.

— Сейчас я соберу побольше ушей и всё тебе расскажу посреди улицы. Пошли домой, — скомандовала Гитл.

— Исю призывают в армию, — вполголоса объяснила Петьке Феликса. Она уже понимала, о чём пойдёт разговор.

— Пока вы тут в земле возитесь и рыбку ловите, у меня второго сына забирают, — бросила через плечо Гитл и вдруг остановилась. — Может быть, уже забрали, и я никогда его не увижу! Понятно это вам? Завтра же собираемся и уезжаем!

4.

— А я уж с вами приготовилась зимовать, — всё веселее было бы… Да, видно, придётся одной.

Антонина по-хозяйски осмотрела сложенный в комнате багаж. Несколько дней назад она выписала на колхозном складе дерюгу, Гитл с дочками сшили из неё мешки, и теперь к вещам, с которыми семья приехала в Тетюши, добавились мешок вяленой рыбы, два с картошкой и ещё один — с овощами.

— До Перми вам хватит, — прикинула Антонина. — А может, и до Урала.

Как ни торопилась с отъездом Гитл, сборы заняли целую неделю — всем нужно было выписаться, оформить документы и, главное, достать билеты на пароход. Если бы и тут не вмешалась Антонина, возможно, им пришлось бы зимовать в Тетюшах — билетов в кассе даже не ожидалось, пришлось заказывать в Ульяновске.

— Вас возьмёт саратовский «Первомай», ох и древний лапоть — дней десять до Перми будет шлёпать, не меньше, — накануне отъезда сказала Антонина Гитл, привычно называя недавно переименованный Молотов по-старому. — Но это ещё ладно. Мест в каютах на пароходах нет, ни на одном, придётся вам плыть на палубе.

— Ничего, — упрямо сжала губы Гитл. — Доплывём.

— На север едете, подумай, — вздохнула Антонина, понимая, что все решения уже приняты. — А по реке ветер гуляет, как по морю.

Утром, в день отъезда, появился Порфирьич, и с ним двое ребят из артели.

— Где там пожитки ваши, показывайте. Поможем снести на пристань.

— Вот это спасибо вам, — облегчённо выдохнула Гитл. — Четыре мешка добавилось — а Петя один.

— Разжились вы у нас, разбогатели, — ухмылялись артельщики. — Вон сколько добра-то увозите.

— Что, все здесь? Тогда присядем на дорожку, — скомандовала Антонина, но тут ей на глаза попалась Феликса. — А что это ты, девка, оделась, будто на курорт едешь? Пальто твоё где? Надевай сейчас же.