от любви до ненависти...

Их счастье продолжалось неделю. Уходил рано, когда над крепостью вставал солнечно — студёный день. Сбивая ботфортами холодную росу с трав и поздних цветов, шёл делать обход войск. Днём Пётр занимался крепостью, делами. Встречался с господами послами. Понаехало много иноземцев посмотреть, воочию убедиться, что крепость пала. Пётр ничего не делал просто так. Пусть смотрят, планируют, а мы сами с усами. Сделаем ход конём. Тем конём должны стать не только военно — морские силы, но и торговый флот. Поправляя парики, заморские гости цокали языками. Если царь Пётр выполнит хотя бы часть намеченного, шведам придётся худо. Это для заморских держав плохо. Сильная Россия не нужна никому. Каждый со своей надеждой ждал решительных действий шведских войск. Успехи, одержанные русской армией, считали временными.

Дел-дел! Возвращался к ней, когда горнист в лагере играл отбой. Она с нетерпением ждала той минуты, когда звуки трубы взмыв среди темноты погаснут в полосе леса. Ночь купала в своей неге их двоих. Иногда он не выдерживал и приносился средь бела дня. Глаза его горели, лицо таило счастливую улыбку. Иногда едучи стремя в стремя они устремлялись в лесную чащу… Но странное поведение царя и увлечение им своим воспитанником не могло не остаться не замеченным. Кэт бывала в крепости. Передвигалась по лагерю. Бывало, что их дороги пересекались и Пётр, забывшись, хватал Кэт за пальчики, целовал висок. Тащил в приспособленный под его кабинет дом. Народ непонимающе лупил глаза, а Меншиков, покрякивая в кулак, сипел:

— Мин херц, ты валишь народ на повал. Свалилась проблема как снег в ясную погоду. Или объяви её бабой, или сделай, как задумал: отправь ко мне.

«Отправить?!» Пётр пришёл в ужас от такой перспективы, он переступил с ноги на ногу, но рта пока не раскрыл, продолжая смотреть в глаза собеседнику. Попривыкнув к нежной девушке, он не готов был к разлуке. Да, да…Представить себе уже не мог, как будет обходиться без неё.

Пётр задумчиво покусал губу. Всучил кулаком в ствол сосны, но вынужден был признать, что Алексашка прав. Как ни верти, а отправлять надо. Надо! Он внезапно отведя взгляд и смотря куда-то в сторону, мимо Алексашки, буркнул:

— Ладно, готовь сопровождение. Того здоровяка, что её сторожил, в обоз включи.

У Меншикова застыло лицо: «Для чего?» Пётр гаркнул:

— Что смотришь, выполняй…

Светлейший медленно, с натугой побагровел.

— Сделаю, мин херц, без вопросов, только зачем того?…

Пётр поднял бровь.

— Ты ж сказал — без вопросов…

Нет, не выбухнул. Он позволил другу высказаться. Меншиков тут же воспользовался этим, прищурив глаза, расплылся в улыбке.

— Ну тык… Не перестарался ли ты? Молодец, а она девица…

Чтоб так уж не распирало Алексашку, Пётр решил объясниться:

— Всё проще простого. Во-первых, не соблазнится здесь болтать. Он единственный человек в курсе тайны.

— А во-вторых? — вскинул горящие хитростью и любопытством глаза Меншиков.

Пётр раскурил и пососал трубку, долго смотрит в землю, окутываясь дымом.

— Он надёжен я чую. По всему вижу детина не глупый. Дай ему офицерский чин, — велел царь. — Это научит его держать язык на привязи. И не ловчи, я проверю.

— Мне-то что, я сделаю коль велишь…,- пожал плечами, чертя носком сапога на земле кружки Данилович.

Пётр покосился: «Вот чертяка! Пойми, где язвит, а где нет…»

Но светлейшему было не до язв. Меншиков пребывал в большой растерянности. Всему виной уверенность Петра. Почему-то именно она нервировала его сильнее всего. Всё было туманно и не понятно, а он к такому не привык. Судьба вскинула его на самый верх. Он ввязался в большую игру. У него поначалу маленькие планы разрослись до страшно об этом подумать чего… Вот за это он и не щадит себя. Пётр и его замыслы — это дорожка к своей, его Алексашке, цели. Для России просто выгодно, что его интересы пока совпадают с ней, то есть этой его дорожкой. Всё шло, как по маслу. Чтоб быть рядом, он убрал от царя всех: жену, Анну, а вот сейчас творилось что-то непонятное… Хотя девка что надо. Она не тощая вобла Анхен. И умна… Он бы сам пустился с ней со всем удовольствием во всё тяжкое, но… Голос Петра вернул его в реальность:

— Вот именно велю, — припечатал царь.

— Но с медовым цветком поодаль и такой жеребец… Не боисся? — продолжил тот пропуская мимо ушей последние слова царя. Конечно, с его стороны это было ужасно гадко цеплять Петра за такие больные струны, но сил сдержать себя не нашлось.

Пётр, слушая своего любимца вполуха, всё же встал, оценил носы своих сапог, покачался и выдохнул:

— Кряхтел, пыхтел и выдал… — перекривился Пётр. — А если на духу… Боюсь. Не за неё. Здесь точно — девочке нужен я. За него боюсь. Если дурак, соблазниться может. Тогда его убью. Выдюжит: со мной будет. И ты не смей думать про неё. Вижу, как слюни жуёшь.

— Я то что, мин херц. Знаешь же, сделаю, как велишь. Разве ж на меня нельзя положиться… — зашмыгал носом суетясь Алексашка. — Но заводная же сатана! Так морочить всех…

— Что? — рявкнул, пряча улыбку Пётр. «Тут Алексашка прав. Только подумаю и горю! Анна против неё холодный лягушонок».