И я действительно верила: во-первых, он в нашем отделении был не новичок, он уже лежал здесь раньше, - после того, как его обокрали в то время, когда он спасал соседскую собачку (выяснилось, правда, что он так спешил на помощь к песику, застрявшему в мусоропроводе, что оставил входную дверь распахнутой настежь). Во-вторых, действительно есть такие люди, жертвы бесконечных несчастных случаев, они описаны в специальной литературе, но это не рок, это - характер. Характер, несомненно психопатический, и Зеленкин уже не раз доказал это - после нескольких особо выдающихся неудач он пытался покончить с собой, но, как и все в его жизни, неудачно. Впрочем, оправившись, он пускался обычно в очередную авантюру, еще более непродуманную и рискованную. Последним по времени его провалом было то, что пасека, которую он выпестовал в дальнем Подмосковье на пару с близкой ему женщиной, сгорела стараниями завистливых соседей - того самого великого русского народа, во славу которого он пописывал статейки в патриотической прессе.
- Подумать только, я к ним со всей душой, а они… Все, теперь становлюсь демократом!
Я испугалась такого прибавления в благородном семействе и потому ответила ему дипломатично:
- Честно говоря, я думаю, что вы просто ошиблись в выборе знакомых - не всякая пьянь и рвань есть русский народ…
Но меня волновали не его философские размышления в духе Солженицына - это его личное дело - а то, что он явно был нетрудоспособен и при этом не на инвалидности. Я хорошо представляю себе, что такое межпозвоночная грыжа; кроме внешнего увечья и хромоты, которые мешали ему, но не слишком сильно, его мучили сильные боли в ноге и позвоночнике, и о них было черным по белому написано в истории болезни.
Выраженной депрессии у Зеленкина не было, пожар на пасеке он уже переварил, поэтому я смело поднялась в неврологию. Валентин сразу же стал оправдываться:
- Извините пожалуйста, Лидия Владимировна, что…
- Лида.
- Хорошо, Лида, я хотел к вам сам заскочить, да не успел. Вы правы, сейчас Зеленкин - наш больной, и я оформлял ему документы на инвалидность II группы, но профильной ВТЭК у нас нет, а районная комиссия ему отказала. Тогда я решил временно перевести его к вам, чтобы вы написали заключение пострашнее…
- Какая же сволочь не хочет дать ему инвалидность? Валентин рассмеялся:
- Пусть вы и не похожи на Александру Владимировну внешне, но все равно чувствуется, что вы сестры. Она точно так же пошла бы воевать за своего больного.
Почему-то после того случая на дежурстве я не очень любила гулять по переходам. Зябко кутаясь в пальто, я дошла до трехэтажного административного корпуса, где помещалась районная ВТЭК, по покрытому то ли инеем, то ли мельчайшими капельками воды лысеющему саду. У этого учреждения был отдельный вход, и меня поразило огромное количество больных и старых людей, которые столпились у крыльца и в коридоре; большинство инвалидов стояло на ногах, так как стульев было раз-два и обчелся, а на маленькой колченогой скамеечке и так уже сидело четверо. Какой-то старичок, кряхтя, уселся прямо на каменные ступеньки лестницы, прислонясь к перилам. Пока я разбиралась, где сидит начальница, из разговоров в очереди мне стало понятно, что большинство пришло даже не на саму экспертизу, а всего лишь сдать документы - и провело тут уже чуть ли не полдня. Я никогда до того не видела, чтобы с больными и несчастными людьми обращались, как со стадом отживших свое баранов, и поэтому, когда я ворвалась в кабинет, где заседала комиссия под председательством главного эксперта Натальи Ивановны Вешневой, я уже не просто рвалась в бой - я готова была сражаться до последней капли крови.
Мне пришлось подождать; я села рядом со столиком медсестры-регистраторши, у которой было единственное человеческое лицо во всем этом паноптикуме - она сочувственно покачивала головой, записывая данные очередного пациента. Из открытой двери слышались голоса:
- Мы не можем дать вам группу инвалидности, если вы отказываетесь от гормонального лечения, - невидимая мне женщина говорила ровным холодным тоном, как будто начальница объясняет что-то непонятливому подчиненному. - Астму радикально лечить можно только гормонами.
- Но врач объяснил мне, что люди на гормонах долго не живут, а мне только тридцать шесть, и у меня маленькая дочка.
- Почему вы не работаете? Вы же вполне можете найти работу себе по силам, - продолжал тот же инквизиторский голос. - На какие средства вы живете?
- А как я могу работать, если у меня по восемь приступов в день? - больная уже откровенно всхлипывала - или хрипела? - Меня содержит муж…