Фергюсон презрительно от этого отмахнулся. «Смелость в футболе, как и вообще в жизни, проявляется в разных формах, – сказал он. – Но мужество игрока двигаться вперед независимо от количества получаемых ударов отличает именно Роналду. Некоторые думают, что высочайшее мужество – отобрать мяч. Однако другое мужество – моральное – состоит в том, чтобы удержать его. Именно таким мужеством обладает Роналду. Им обладают все великие игроки».
Вечером в прошлый понедельник в Цюрихе Роналду впервые в истории получил одновременно приз «Лучший футболист мира по версии ФИФА» и «Золотой мяч ФИФА». Я никогда особо не любил эти награды, за которыми стоят договоренности и тайные сделки, но не сомневаюсь в том, что он заслуживает этой победы.
Его выступления за мадридский «Реал» временами выводили его мастерство на уровень, не поддающийся воображению. Можно только усмехнуться по поводу любых все еще возникающих сомнений относительно его претензий на величие. Когда он в ударе – несется по краю поля в своей уникальной манере, терроризируя защитников, – он представляет собой одно из великолепнейших зрелищ в спорте.
Некоторые скажут, что Роналду – не совершенное человеческое существо. А кто таковой? Кто-то высмеивает его заботу о внешности и частые приступы раздражительности. Но одно мы можем сказать точно: в своей профессии он достиг вершин мастерства собственными заслугами и поразительным трудолюбием. Он прошел тяжелейший путь от пыльных улиц Мадейры до вершины Олимпа самого популярного вида спорта на планете. Криштиану Роналду душ Сантуш Авейру заслуживает всех аплодисментов, которые получает.
Андре Агасси
Бо́льшую часть своей жизни Андре Агасси пытался примириться с воспоминаниями о детстве. Он начал играть в теннис еще в кроватке. Над ним висела самодельная конструкция из пинг-понговых шариков, а к руке скотчем была прикреплена ракетка для настольного тенниса. Его отец стоял над ним и подбадривал: бей, бей, бей.
После того как Андре начал ходить, он играл во дворе их дома в раскаленном от зноя Лас-Вегасе с мячами, которые бросал ему отец, а позже стал заниматься с механической конструкцией под названием «Дракон», также созданной его отцом, которая «выплевывала» теннисные мячи под острым углом со скоростью 160 км/ч. По оценке Агасси, в детстве он отбивал по одному миллиону мячей в год, причем его отец недовольно кричал каждый раз, когда Андре промахивался.
В тринадцать лет Агасси приняли в интернат при теннисной академии Ника Боллетьери во Флориде. «Это больше походило на тюрьму, чем на академию тенниса, – рассказывает Агасси, – была старая заброшенная ферма по выращиванию томатов, а корты тянулись в одну линию, уходя вдаль. В школе мы проводили только четыре часа в день. В остальное время играли в теннис».
Повстречаться с живым Агасси – значит прикоснуться к противоречиям в одной из самых уникальных спортивных биографий. Он ненавидел теннис, но и любил его. Он ругает свое воспитание, но признает, что оно заложило основы всего, чего он добился в жизни. Он обижался на своего отца, но постепенно пришел к пониманию, что, несмотря на всю доставленную ему отцом боль, совершенные ошибки и ругательства в его адрес на матчах, этот сложный человек, который в свои восемьдесят четыре года по-прежнему бранит все на свете, действовал, руководствуясь любовью.
«Он исключительный и очень сложный человек, – говорит Агасси. – Всю свою жизнь я пытался понять его. Его мать была армянкой с примесью русской крови, которая приехала в Тегеран после геноцида армян турками в 1915 году. Отец вырос в Тегеране в христианской общине и пережил ужасные испытания. Они были очень бедны. Думаю, тяжелая жизнь научила его драться. Он занялся боксом, дважды выигрывал приз «Золотая перчатка» и выступал в сборной команде Ирана на двух Олимпийских играх.
«Когда он приехал в Америку, у него было одно стремление: “Я потрачу свою жизнь на то, чтобы создать детям базис для обретения одного, чего у них никогда не было, – денег”. Он выдвинул нам условие: мы должны были оставить все наше культурное наследие позади. Его позиция была однозначной: “Мы – американцы. Мы проживем жизнь американской мечты”. Он не хотел, чтобы мы учили персидский язык[43]. Мы изменили фамилию с Агассян на Агасси. Мы не хотели, чтобы кто-то думал, что мы мусульмане».
Стремление родителей к обеспечению благополучия семьи, к оставлению прошлого мира позади находило отклик в сердце Агасси, как и в сердцах многих представителей второго поколения иммигрантов. В его памяти сохранится образ измученного отца, который считал, что все вокруг настроены против него, и стремился обеспечить своим детям любую возможность для успеха. И все же то, что вынес Агасси, покажется чрезмерным даже на взгляд иммигранта. Его заставляли, уговаривали, принуждали и подгоняли каждый день и каждый час.