«Я позвонил ему перед публикацией и спросил: “Отец, ты не прочитал книгу. Ты даже не позволил мне рассказать тебе о ней. Могу я хотя бы поведать тебе, как я описал тебя, чтобы ты точно знал, почему я сделал это?” Он ответил только: “Мне восемьдесят лет. Почему, черт подери, я должен обращать внимание на то, что думают обо мне люди? Я сам знаю, что совершил и почему. Я сам сделал это. И сделал бы то же самое снова”. И тут я рассмеялся про себя, потому что в этом был весь мой отец – сильный, гордый, никогда не готовый признавать свои слабости. Но здесь он вдруг сказал: “Есть одна вещь, которую я бы сделал по-другому”. Я был очень удивлен. Я не мог поверить, что он сейчас признает какую-то свою ошибку. “Что же ты сделал бы по-другому, отец?” – спросил я. Он сказал: “Я не разрешил бы тебе играть в теннис. Если бы я смог прожить свою жизнь снова, я отдал бы тебя в бейсбол или гольф. Там бы ты заработал больше денег”».
Брайан Клаф
Благодаря случаю вчера я посетил могилу Брайана Клафа. Она расположена на территории одной из самых красивых небольших церквей Англии – церкви Святого Алькмунда поблизости от города Дерби. Церковь была основана еще в 1-м тысячелетии и стоит всего метрах в восьмистах от дома моего тестя и тещи. Последнее пристанище Клафа находится всего в нескольких метрах от входа. Его украшает небольшое и полное достоинства надгробие.
За могилой ухаживает семья Клафа, – вчера на ней лежал полукруглый венок из белых цветов. Но удивительно другое: как хорошо его помнят в этих местах. Дорога, соединяющая Дерби и Ноттингем, с расположенными вдоль нее городами, футбольные клубы которых Клаф приводил к победам, называется «Путь Брайана Клафа». В центре Ноттингема высится его бронзовая скульптура, установленная на пожертвования местных жителей. Другая статуя Клафа стоит рядом с «Прайд-парком».
Клаф сроднился с этим регионом, равно как и с другими местами, так же как это делают и другие кумиры спорта, и не только футбольные тренеры. Люди, прославившиеся в спорте, во многих отношениях были знаковыми фигурами в культуре XX века. Мы обожествляем их, мифологизируем их добродетели, покупаем ностальгические футболки с их именами на спине. Читаем их биографии, раскапываем их интервью, а когда умирают самые великие из них, скорбим.
Во всем этом есть что-то возвышающее. Даже в свои последние годы, когда Клаф начал сдаваться в битве с алкоголем и болезнями, его очень любили. Конечно, прежде всего он был любим своей женой и семьей, но также, хотя и по-другому, легионами своих почитателей, которых он приобрел, реформировав вместе со своим помощником Питером Тейлором тренерское искусство в футболе.
Почти до самой смерти Клафа молодежь приходила в его дом в Куарндоне, чтобы отдать ему дань уважения; а он делился с ней воспоминаниями о славном прошлом. Мне нравится мысль, что, даже когда судьба закрывала дверь его замечательной жизни, он оставался сварливым и чуждым сентиментальности. Конечно, он находил смысл в том, чтобы дарить людям удовольствие. Как кто-то когда-то сказал о Шенкли: «Он делал людей счастливыми».
Но нужно признать, что во многом Клафу сопутствовала удача. Как и Мухаммед Али, он был одной из тех икон спорта, которые оставались героями даже после того, как их покинула сила «золотого дара Мидаса»[45]. Скорее всего, слава прочно приклеилась к Клафу из-за его уникальной харизмы, даже несмотря на неподтвержденные обвинения в финансовых злоупотреблениях. Вполне возможно, что благодаря книгам и фильмам о жизни Брайана Клафа в будущем его будут обожествлять еще сильнее.
В отличие от Али, Джо Луис умер, окруженный не любовью и состраданием, а нищетой и бесславием. Все свои деньги он был вынужден отдать налоговому ведомству, пустился в карточные махинации и конец жизни провел в психиатрической больнице, страдая тяжелым видом паранойи. Сонни Листон умер в одиночестве, в неопрятном бедном доме в Лас-Вегасе. Полиция лишь приблизительно смогла установить время его смерти по полуразложившемуся трупу.
Конечно, последние примеры – исключения, но в них содержится неприглядная правда. Идолизация героев редко переживает их успех. Когда у спортсмена иссякают силы, исчезает и восхищение им со стороны толпы, и вот герой уже остается наедине с собой, как Кориолан[46], взывая к небесам.
Я часто думаю о том, какие бы сюжеты нашел Шекспир в иронии судеб современных звезд и в сложностях взаимоотношений между публикой и теми, на кого она выплескивает свою любовь. Как сказала однажды Билли Джин Кинг: «Слава – самая запутанная вещь в мире. И не только для знаменитостей».