От Лукова с любовью

– Ты отстой, – сказала я, не в силах остановиться.

– Ты еще больший отстой, – ответил он, отъезжая от меня назад. – Встретимся в десять.

Наморщив нос, я прокладывала себе путь, покидая лед, и подъехала к зазору в бортике сразу после Ивана. Надев чехлы на коньки, я наблюдала за тем, как он делает то же самое, заметив боковым зрением, что начали появляться родители с детьми, направлявшиеся к трибунам.

Но мы не поругались. Я удалилась и направилась к раздевалке, не желая появиться у парадного входа последней. Лучше я подожду его, чем он меня. Вероятно, было бы неплохо сначала написать маме сообщение, просто чтобы она знала, что мы едем.

Я не видела ее с предыдущего вечера, когда она рассказала мне об аварии, и, хотя мне хотелось поговорить с ней о том, на что она намекала Ивану, я не знала, что именно ей сказать. Я сомневалась в том, что есть нечто более действенное, чем «Я люблю тебя».

А она заслуживала гораздо большего.

Я свернула за угол и сразу заметила двух девочек-подростков, стоявших у раздевалки. Это были те две девочки, которые всегда были любезны со мной. И точно, как только я подошла к двери, на их лицах засияли улыбки.

– Привет, Джесмин, – сказала одна из них, а другая подхватила: – Привет.

Вспомнив слова Ивана, сказанные им накануне вечером, я, слегка улыбнувшись, прошла мимо них.

– Привет. – Взявшись за ручку двери, чтобы открыть ее… я помолчала, а потом сказала: – Удачной тренировки.

– Спасибо! – практически выкрикнули они мне вслед, когда я входила внутрь.

Как всегда в субботний вечер, в раздевалке было полно девочек-подростков в возрасте от тринадцати до восемнадцати лет. Они разговаривали так громко, что у меня болели уши. Я направилась к своему шкафчику, мимоходом оглядывая комнату и видя вокруг все знакомые лица, чьих имен я не знала, а потом повернулась к ним спиной.

Мне не понадобилось много времени, чтобы открыть шкафчик и снять ботинки, вынуть сумку и положить коньки в футляр, прежде чем достать телефон, пошевелить пальцами и повращать ноющими лодыжками, пока я разблокировала экран.

Я увидела под сообщениями имя мамы и как можно быстрее напечатала эсэмэску, следя за орфографией и изо всех сил стараясь не обращать внимания на девичьи голоса.

Еду на ужин с Луковым, – отправила я ей сообщение, а затем бросила телефон на пустую скамейку рядом с собой.

Когда я снимала носки, а потом разбинтовывала ноги, я почувствовала, как вибрирует мой телефон и схватила его. Там было написано только: OK. ;)

Я даже не собиралась прикасаться к смайлику. Вернув телефон на место, я наклонилась и стала рыться в сумке, ища вьетнамки, когда по какой-то причине перестала абстрагироваться от девчонок и услышала: …большие руки и большие ноги.

– Откуда ты знаешь, что это правда? Полно парней с большими руками и большими ногами, у которых в штанах ничего нет.

Какого черта эти дети говорили о том, что у кого в штанах?

– Например?

– Например… – Говорившая девочка перешла на шепот, словно мне было не слышно ее. Идиотка. – Иван Луков. Я никогда ничего не видела у него под костюмом, если ты понимаешь, о чем я.

Твою мать, они обсуждали Ивана? И зачем эти маленькие извращенки пялились на его промежность? Я видела его обнаженным на 99,99 процента, и взглянула туда только на секунду, чтобы увидеть, что он прикрылся.

И почему, черт возьми, они неожиданно заявляли, что у него там ничего нет? Это ничего не значило. Думаю, многие парни забинтовывают член. Я однажды спросила об этом Пола, а он только покраснел и со смехом отмахнулся от меня, избегая отвечать на этот вопрос, как будто я не знала, что у него под одеждой – пенис. Еще один идиот.

– У него огромные руки и ноги, – попыталась прошептать другая девочка, но у нее получилось еще хуже, чем у первой.

– Но разве кто-то что-то видел когда-нибудь? – спросила маленькая дрянь и захихикала.

Я, сидя на скамейке, как можно быстрее развернулась и, как можно аккуратнее выбирая слова, сказала:

– Не прекратить ли вам? Вам всем хочется, чтобы парни обсуждали то… что у вас ниже спины?

В ту же секунду они перестали болтать, а их лица окрасились в тот красноватый оттенок, на который, как я думала, было способно только лицо Руби.

Так я подумала.

Внимательно посмотрев на каждую из них, я покачала головой и опять отвернулась. Никто больше ничего не сказал, и меня не волновало, что они будут сплетничать обо мне, потому что что им еще делать? Признаться, что они говорили о яйцах Ивана?