Нацепив вьетнамки и еще раз пошевелив пальцами ног, я потянула свод стопы, схватила ключи и сумочку и, встав, наклонилась, чтобы взяться за ручку своей спортивной сумки. Краем глаза я видела девочек на другой стороне комнаты, все они смотрели так, будто я пнула ногой щенка, и не произнесли ни слова. Закрыв шкафчик на замок, я направилась к двери и распахнула ее, толкнув чуть резче, чем необходимо.
Боже, что случилось с этими подростками? Я не могла вспомнить, чтобы в их возрасте я обсуждала чьи-то половые члены. В шестнадцать, да. Но, твою мать, им, наверное, по четырнадцать?
–
Дети.
Снаружи у двери стояли тринадцатилетние, может быть, четырнадцатилетние девочки. Две из них были чертовски похожи на тех, которые несколько недель назад несли обо мне всякий вздор.
И эта парочка стояла перед теми двумя девочками, которые поздоровались со мной. Перед двумя милыми, но смешными девчонками, с которыми я поздоровалась, возможно, минут пять назад, но которые теперь прижались к стене с остекленевшими глазами, и хуже всего было то, что, казалось, они вот-вот расплачутся.
Проклятье.
Что на меня нашло?
Я хотела уйти. Правда хотела. Эти маленькие стервы уже жаловались на меня, и я не желала снова связываться с ними, рискуя нажить неприятности.
Но…
У моей общительной маленькой подружки в глазах стояли слезы, а одна из этих засранок только что назвала ее или ее подругу жирным уродом, а я не терпела такого хулиганства.
Поэтому я остановилась и, вскинув брови, посмотрела в глаза своим дружелюбными девочкам:
– С вами все в порядке?
Самая общительная из двух моргнула, смахнув ресницами то, что, вероятно, было слезой, и от этого у меня мгновенно возникло странное ощущение, будто у меня на спине застегивают молнию, и я, прищурившись, окинула взглядом двух дрянных девчонок, которые, судя по их виду, как будто сожалели о решении, принятом ими, пока я находилась в раздевалке, и которое привело к такому результату.
Поскольку ни одна из милых девочек не призналась, что с ними все в порядке, ощущение в моей спине усилилось, и я наконец распознала, что это было: желание защитить. Я терпеть не могу издевательств. Я правда терпеть не могу издевательств.
– Они пристают к вам? – неторопливо и спокойно спросила я, стараясь сконцентрироваться на двух приятных девочках.
– Мы ничего такого не делаем, – попыталась возразить одна из маленьких дряней.
Я скользнула взглядом по говорившей и сказала:
– Я тебя не спрашивала. – Потом, повернувшись к той, у которой стояли слезы в глазах, я еще раз спросила: – Они пристают к вам?
Прежде чем я увидела кивок, они сглотнули. Обе. И ощущение в моей спине стало только сильнее.
Я прикусила щеку, после чего спросила:
– Все нормально?
Их нерешительные кивки снова разбили мне сердце.
Но что им вполне удалось, так это сфокусировать внимание на двух маленьких засранках, когда мое лицо приобрело свое самое стервозное выражение, и я медленно, медленно, медленно проговорила с улыбкой, которую Джоджо не раз называл ужасающей:
– Если я когда-нибудь,
Ни та, ни другая не кивнули и ничего не сказали, а только вызвали ощущение жжения в моем спинном зарядном устройстве. Кто-нибудь другой добавил бы еще какую-нибудь вдохновенную чушь. Но не я.
Я переключилась на двух милых девочек.
– Если к вам снова начнут приставать, скажите мне, хорошо? Я разберусь вместо вас. Будь то завтра, через месяц или через год, не стесняйтесь, пока я здесь, я позабочусь о вас. Никто не заслуживает того, чтобы с ним так разговаривали.
Я-то знала. Я прошла через это. Ответом мне были два бессмысленных взгляда, но я понятия не имела, была ли в них тревога или нет, а потом девчонки быстро, быстро, быстро закивали.
А я улыбнулась им, давая понять, что все нормально. Я защитила их. Не все жестоки, но тот, кто жесток, с легкостью забывает об этом. Я это хорошо знала.
Но потом я опять перевела взгляд на двух засранок, и улыбка сползла с моего лица, когда я внимательно вгляделась в их лица.
– А вы двое, если я застану вас за тем, что вы снова занимаетесь сплетнями, я покажу вам, где раки зимуют.
– Джесмин! – услышала я знакомый мужской голос, раздавшийся неподалеку, но не слишком близко.
Разумеется, подняв глаза, я увидела Ивана в конце коридора, одной рукой облокотившегося о стену. Я стояла слишком далеко для того, чтобы как следует рассмотреть его, но его облик и поза были мне хорошо знакомы. И потом, я в любом случае узнала бы этот голос.
– Пойдем, я голоден, – окликнул он меня без всякой причины, как подумала я, пока до меня не дошло.
Он слышал меня. Вот почему он крикнул, не дав мне назвать этих девчонок мерзавками, как я планировала.
Вероятно, это была неудачная идея, но тем не менее… Они этого заслуживали.